Здесь, под небом чужим

28 марта. Воскресенье. Сегодня воскресенье. Мы были еще в постели, как уже какой-то мальчик принес нам завтракать. Мы встали. Характерно, что все хуторяне едят постно, нам же, зная, что мы едим скоромно, какая-то хозяйка напекла скоромных, на яйцах, блинов, наварила яиц и прислала. Сели мы завтракать, когда одна молодуха принесла нам свеженьких бубликов. Позавтракав и прибравшись везде, вышли мы к воротам. К нам подошли парни и мужчины. Поговорили с ними про то про это. Один мужчина ехал в Успеновку, с ним села и Лиза. Погуляли мы с мужчинами часа два, замерзли и пошли в хату».

Часть вторая. Исход

По телефону Дзержинский связался с командующим Южным фронтом.

– Михаил Васильевич, с Махно пора кончать.

– Не могу, Феликс Эдмундович. Все время ускользает из рук – проходит между пальцами, как ящерица. Сколько ни гонялся – ни разу не догнал.

– И мои не догнали, – в телефонной трубке было слышно, как Дзержинский вздохнул. – Владимир Ильич очень недоволен.

– Все понимаю… Хотя твердо знаю одно – Махно нам в руки обязательно попадется. Это – вопрос времени.

Через некоторое время махновцами была перехвачена телеграмма, отправленная Фрунзе в подчиненные части, командирам, – это была даже не шифровка, а телеграмма, посланная открытым текстом: «Приказ армиям Южного фронта. 1 час 35 минут 26 ноября 1920 года. Требования РВС Южфронта, предъявленные 23 ноября командующему Повстанческой армией Махно, о расформировании партизанских отрядов, производящих бесчинства, не выполнены. Вместо этого Махно открыто выступил против Советской власти и Красной армии, объявив мобилизацию в районе Гуляй-Поля и начав враждебные действия нападением на отдельные отряды Красной армии. Ввиду изложенного приказываю: 1) Войскам фронта считать Махно и все его отряды врагами Советской республики и революции. 2) Командирам всех частей Красной армии, имеющих соприкосновение с махновскими отрядами, таковые разоружать, оказывающих сопротивление уничтожить».

Как всегда бывает в таких случаях, правая рука не знает, что делает левая. Невзирая на появление таких грозных циркуляров, делегация махновцев, возглавляемая дядей Волиным, продолжала вести в Киеве переговоры с правительством Раковского о создании «независимого государства».

Договоренность была достигнута – посланцы Махно получили от правительства Украины некий промежуточный «куп де грас» – сто миллионов рублей, пятьсот сабель, триста седел и благосклонную улыбку Раковского. Махно недоумевал:

– Как прикажете это понимать?

В эти же дни к махновцам перешел целый эскадрон красных под командой Мартынова, – бывшего анархиста, а ныне – образцового красного командира. Мартынов сообщил батьке еще одну, не самую приятную новость: на двадцать шестое ноября намечено нападение красных на Гуляй-Поле.

Махно это не испугало, он испытующе глянул на Мартынова:

– А цель какая?

– Уничтожить вас и отряд, который при вас находится.

Хоть и нельзя было в это не верить, а Махно не поверил Мартынову:

– Не может этого быть!

Лицо у Мартынова обрело горькое выражение.

– Еще как может!

Махно подтянул к себе карту. Положение складывалось серьезное, из Гуляй-Поля надо было срочно уходить. Махно привык молниеносно сниматься с места, совершать быстрые рейды – иногда по многу сотен, по десяткам сотен верст; случалось, что он уходил за тысячу, тысячу двести километров от родного дома, за полторы тысячи километров. У него это было заложено в крови – преодолевать расстояния.

Хотя сам характер рейдов уже изменился – раньше Махно стремился ворваться в какой-нибудь крупный город и взять его, сейчас он эти города старался обойти стороной. Не по зубам они стали, Махно невольно покрутил головой – что-то стрельнуло ему в виски и вызвало боль.

– Вас окружают, скоро Гуляй-Поле окажется на осадном положении, – сказал Мартынов. – Красные умеют обкладывать плотно – мышь не проскользнет.

– Кто конкретно окружает?

– На станции сегодня утром высадилась бригада красных курсантов из Петрограда, с Пологов идет сорок вторая дивизия с пушками, с Покровки – Интернациональная кавбригада, с Федоровки – Богочарская бригада.

– Не многовато ли на триста сабель, которые есть у меня? – Махно не выдержал, усмехнулся.

Ночью в Гуляй-Поле прорвалась группа в триста сабель – остатки полка, стоявшего в Малой Токмачке. С группой прискакал и сам командир полка, усталый, перепачканный кровью Клерфман. Свалился с седла на нижнюю ступеньку штабного крыльца и долго не мог подняться, отдыхал.

Батька спустился с крыльца вниз, сел рядом с Клерфманом, помолчал сочувственно.

– Давят так, батька, что спасу нет, – пожаловался Клерфман шепотом. – И никого в плен не берут – всех ставят под пулеметы.

Махно повесил голову, провел пальцем по растрескавшейся, в порезах головке сапога, потом поднял глаза и позвал тихо:

– Лева!

Задов появился внезапно, будто бы из-под земли вытаял.

– Чего, батька?