Здесь, под небом чужим

На ночь киргизская бригада остановилась в одном из больших сел, на добрые два с половиной километра растянувшись по берегу тихой рыбной реки – село было длинное, каждый дом, каждый поселенец имел собственный выход к воде; утром, едва рассвело, бригада выстроилась на затуманенной от печных дымов, припорошенной мелким снежком улице. Командир – молодцеватый, в хорошо подогнанной длиннополой шинели, пахнущий костерным дымом и конским потом, проскакал вдоль строя на кауром жеребце.

– Наши имена войдут в историю революции, товарищи бойцы, если мы сегодня разобьем махновцев! – прокричал он, выбивая из себя клубы пара. – Махновцы должны быть разбиты!

В это время в дальнем конце улицы, за домами и сараями, появились тачанки с пулеметами, тачанки появились и в другом конце улицы.

Пулеметы ударили разом. Горячий свинец, искромсав плотные клубы воздуха, стал кромсать людей, лошадей, повозки, пули рикошетили, врубались в стенки домов, взбивали сеево искр, уносились в сторону.

Стонали люди, стонали кони, пространство до самых облаков залила кровь. Киргизская бригада даже не пыталась сопротивляться.

Пулеметы замолчали, и тогда в село влетели конники, ведомые Алексеем Марченко. Началась рубка. Конники не щадили никого – удивлялись лишь, почему красные не сопротивляются. В живых остались всего несколько человек – их у себя в подвале спрятал один жалостливый дедок. Махно, узнав об этом, чуть не поднял руку на старика, но быстро остыл.

Тем временем командующий Южным фронтом под нажимом Троцкого издал, что называется, «конкретный» приказ с конкретными сроками: покончить с Махно к шестнадцатому декабря. Махно, узнав об этом, лишь усмехнулся:

– Фрунзе пытается ощипать непойманную курицу. Ай да товарищ! Не уверен, что это ему удастся. И тем не менее… – Лицо у Махно напряглось, одна губа привычно наползла на другую и замерла. – Тем не менее Фрунзе – талантливый командир, он разгадал наш маневр. – Махно замолчал, вгляделся в карту. – Понял Фрунзе, что мы идем на соединение с корпусом Вдовиченко. Молодец! Конечно же, Фрунзе попробует нам помешать. Ну что ж, пусть.

Фрунзе действительно разгадал маневр Махно и в эти минуты разговаривал по телефону с командующим Четвертой армией Лазаревичем.

– Берите себе конный корпус Каширина и наваливайтесь всеми силами на Махно. – Фрунзе повысил голос. – Батьке этому самостийному некуда деться – за спиной у него море. Прижмите его к берегу и – в воду! До шестнадцатого числа с Махно должно быть покончено. Чтобы он и в памяти не остался. И еще – не дайте Махно соединиться с Вдовиченко.

– Есть не дать Махно соединиться с Вдовиченко, – четко отозвался на слова приказа Лазаревич.

Приказ он не выполнил: одиннадцатого декабря части повстанческой армии соединились с корпусом Вдовиченко.

Лазаревич сел на хвост батьке, но ничего поделать не смог, Фрунзе послал несколько бронепоездов – те также оказались бессильны: Махно и Лазаревича обманул, и бронепоезда заставил бить по ложным целям.

Ночью одиннадцатого декабря батька приказал своей армии выступить на Бердянск. В Бердянске было полно красных, но это Махно совершенно не смущало. Он рассчитывал взять Бердянск утром, а днем уже уйти из города, с собой прихватить весь запас денег и золота, если таковые обнаружатся в тамошнем банке и прочих «злачных» местах, а также забрать боеприпасы.

– В плен по-прежнему никого не будем брать, Нестор Иванович? – спросил Марченко.

– Если рядовые красноармейцы будут сдаваться добровольно – не трогайте их. Они ни в чем не виноваты, а нам черная слава ни к чему. Мы и без того прославились. Большевики изображают нас как зверей, и больше никак. По Бердянску нам надо распространить листовки, рассказать, кто мы, что мы и каковы наши цели, пусть люди знают.

Батька вызвал к себе редактора газеты, заменявшего Аршинова-Марина, – фамилия его была Теппер, – и приказал:

– Печатай листовки! Как у тебя называется эта листовка… ну, эта вот, – Махно пощелкал пальцами, – наиболее злободневная, острая… Она у тебя лучше всех получилась. – Махно вновь нетерпеливо, пощелкал пальцами.

– «Черное предательство большевиков».

– Во-во! Печатай ее.

– Сколько экземпляров?

– Чем больше – тем лучше. Разбросаем ее по городу, пусть бердянцы подивятся. Не то из нас таких пугал сделали…

Следом батька вызвал к себе главного финансиста армии Серегина.

– Григорий Иванович, в городе мы пробудем всего несколько часов… Все понял?

– Все.

– За это время ты должен найти в Бердянске и золото, и деньги. И то и другое здесь есть.

– Найдем, батька, не журись.

– Отходить будем по трем красным ракетам. Не прозевай.

– Не прозеваю.

За Серегиным перед батькой предстал Лева Задов, он же Зеньковский.

– Задачу свою, Лев Николаевич, знаешь? – спросил Махно.

– Знаю.

– Молодец! – похвалил Задова батька. – Недаром ты – двойной тезка великого русского писателя. На какой улице в Бердянске расположена Чека?

– На Итальянской.

Перед тем как выступить на Бердянск, Махно отправил в городской ревком телеграмму с коротким текстом: «Иду на вы!», чем здорово озадачил тамошних военспецов.