— Пейсли могла бы пойти по моим стопам, но она решила устроить бунт, — вздыхает он, бросив на нее взгляд, который должен был дать ей понять, что он все еще разочарован в ней. — В конце концов, я мог бы дать ей ключи от замка, но она не захотела. Она хотела переехать через всю страну и посещать занятия, которые ни к чему не приведут, — его щеки раскраснелись от вина. — Она говорила тебе, что изучала творческое письмо, Клейн? Неудивительно, что ей это не понравилось, — он указывает на нее своим бокалом с вином. — Как я и говорил.
Я жду, что Пейсли начнет отстаивать свои интересы, но она этого не делает. Она просто сидит и молчит, глядя в окно.
Если она не хочет, то это сделаю я.
— Эндрю, вы когда-нибудь были в P Squared Marketing?
— Что это такое?
Парень не знает названия бизнеса своей дочери? Изо всех сил стараясь не выдать своего и без того низкого, но все еще падающего мнения об отце Пейсли, я отвечаю:
— Название фирмы Пейсли.
Он смотрит на Пейсли поверх ободка своего винного бокала.
— Нет.
— Вам стоит как-нибудь навестить ее и посмотреть на то, что она построила.
— Я жду, когда она одумается и присоединится ко мне в моем бизнесе.
— Я этого не сделаю, — отвечает ему Пейсли, ее голос негромкий, но твердый. — Я люблю то, что делаю. Людей, которым я помогаю.
— Ты можешь помогать людям, управляя их состоянием.
— До Клейна у меня была клиентка, которая владела тремя местными кофейнями и пыталась наладить контакт со своими покупателями, и…
— Это же
— Эта женщина видела свой бизнес совсем не таким. Ей нужна была привлекательная атмосфера, место для встреч, дружелюбные лица, сотрудники и посетители, между которыми установилось бы взаимопонимание. Но она не знала, что именно этого хочет, а только понимала, что в ее бизнесе чего-то не хватает. Мы с командой помогли ей понять свое видение и использовать его, чтобы показать людям, что она может предложить.
Наблюдая за тем, как Пейсли говорит, жестикулируя руками, можно понять, что она увлечена своим делом. Я испытываю огромное уважение к этому, к тому, кто любит то, что делает.
— Это прекрасно, милая, — покровительственно обращается к ней Эндрю. Он не сдается, он просто меняет тактику.
В глазах Пейсли загорается огонь, и как только я думаю, что она собирается отчитать отца, огонь угасает.
Кто-то убирает наши закуски, и появляется официант с ужином. Мы едим молча, неловко, пока Эндрю не говорит:
— Твоя мама уже закончила позориться с этим ребенком-мужчиной?
— У него есть имя, — Пейсли нарезает свой стейк с излишней силой.
— Мне плевать на его имя.
Эндрю перешел от покровительственного тона к раздражительному. Думаю, мы знаем, кто на самом деле ребенок-мужчина.
— Мама счастлива, — Пейсли прожевывает свой кусочек.
— Твоя мама не счастлива. Она устраивает самую длинную в мире истерику.
Пейсли откусывает еще кусочек, избегая смотреть ему в глаза.
— Вы развелись.
— Что? — он наклоняет ухо в ее сторону, но я уверен, что он прекрасно ее услышал.
Пейсли откладывает в сторону столовый прибор и переводит взгляд на него.
— Вы развелись.
— И кто в этом виноват?
Моя вилка со звоном падает на тарелку. Под столом Пейсли топает по моей ноге. Предупреждение.
— Это не я была застукана с языком в горле соседки, — прохладно говорит Пейсли. Ноздри Эндрю раздуваются.
— Это твоих рук дело? — он откусывает кусок стейка и направляет вилку на меня. — Вот это все ее отношение?
— Нет, сэр. Я считаю, что это
Мышцы на его щеках напрягаются.
Пейсли продолжает.
— Я знаю, что тебе грустно. Я знаю, что ты одинок, и все, что ты делаешь, — это работа. Но ты только вредишь себе, ведя себя так, — тон Пейсли мягкий, но твердый. Уважительный, но не терпящий возражений. — Из трех твоих детей я единственная, кто пришел сюда сегодня. Подумай об этом. Сиенна и Спенсер не заняты. Они просто не предлагают себя в качестве груши для битья, как это делаю я. Но даже я в конце концов перестану это делать.
Я так горжусь ею, что могу поаплодировать. Может быть, встать из-за стола, медленно похлопать, устроить шоу. Я не осмелюсь, потому что Пейсли будет смущена, но я хочу показать ей, какое это достижение.
Пейсли поднимается на ноги и хватает свою сумочку. Я следую за ней.
Своему отцу она говорит:
— Папа, я люблю тебя, но ты мне не нравишься. Уже давно не нравишься. Тебе предстоит выяснить, почему.
Пейсли отходит от стола. От гнева кончики ушей Эндрю становятся красными, но я готов поспорить, что к этому цвету добавляется еще одна эмоция.
Это хорошо. Стыд — это нормально, когда ты совершил что-то постыдное. Это также означает, что он не совсем не осознает последствий своего поведения.
Я догоняю Пейсли у стойки хостес. Она протягивает ей свою кредитную карту и просит ее попросить менеджера пробить карту. Озадаченная администраторша спешит прочь, а Пейсли поворачивается ко мне, постукивая рукой по боку своей ноги.
— В тот момент мне было хорошо, но теперь я начинаю бояться.