Здесь ради торта

Сегодня это случилось со мной уже в третий раз. У женщины, Энни, не было машины, чтобы доехать до дома, поэтому я ждал с ней, пока приедет Uber. К счастью, поблизости был один, и ждать пришлось всего семь минут.

Я возвращаюсь в ресторан, готовясь ответить на замечание Пейсли по поводу «обсасывания лица», и как раз вовремя, чтобы застать ее красивое лицо с нарисованными бровями, вытянутым жестким указательным пальцем и говорящей группе молодых парней: «Отличные одинаковые прически. Знаете, кто еще делает химическую завивку? Ваши прабабушки».

Я делаю паузу, чтобы провести рукой по лицу и отогнать неохотную улыбку, растягивающую губы. Она не ошиблась. Всем пятерым парням, вероятно, исполнилось двадцать один за последний год, и у всех пятерых одинаковые неестественно вьющиеся волосы.

Подбежав к бару, я оказываюсь между возмущенными бровями Пейсли и смертельным взглядом, который она посылает в их сторону.

— Пейс, — начинаю я, но она переводит свой гнев на меня.

— Не называй меня так, — громогласно заявляет она, в ее сине-зеленых глазах зарождается буря. Но в них есть и мягкость, хрупкость, которая будоражит мою грудь.

Я поднимаю руки. Не хочу ее злить. Не больше, чем просто своим существованием.

— Без проблем.

Я торопливо обхожу бар и возвращаюсь туда, где стоял до появления блондинки. Заглянув в счет перед Пейсли, я вижу, что Холстон добавила третий бокал вина.

Ух ты. Ладно. Пейсли, вероятно, сильно пьяна, и я знаю, что она выпила как минимум один личи-мартини за ужином.

Ее руки скрещены, брови сведены вместе.

— Те парни…

Я отмахиваюсь от ее объяснений.

— Они были болтливы с самого приезда. Уверен, они это заслужили.

Опираясь локтями на барную стойку, она трет глаза и признается:

— Я пьяна.

Подавив смех, я говорю:

— Я знаю.

Чтобы занять себя, я беру полотенце и вытираю барную стойку рядом с ней.

Она громко вздыхает и говорит:

— Моя сестра выходит замуж за моего бывшего парня, а я ее главная подружка невесты.

Я прекращаю свою уборку.

— Почему ты согласилась на такое?

Зачем кому-то подвергать себя такому? Неужели в лексиконе Пейсли нет слова «нет»?

— Потому что я пол, — причитает она, драматично вскидывая руку в воздух.

Вау. Она действительно пьяна.

Локоть Пейсли снова ударяется о барную стойку, и она задевает рукой лоб. Пользуясь случаем, я выхватываю у нее бокал с вином и выливаю большую часть того, что в нем осталось, в раковину.

— Может, тебя подвезти домой? — спрашиваю я.

Она выпрямляется и недоверчиво смотрит на меня.

— Куда ты пошел с той женщиной?

Я скорчил гримасу.

— С какой женщиной?

— Грудастая МакГрудестон.

Хорошо. В этой женщине есть что-то помимо вина и мартини с личи. У нее галлюцинации.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Она бросает на меня измученный взгляд.

— Женщина, которая заказала букашку.

Ох-х-х. Нижняя губа Пейсли надувается. Она ревнует?

Грудастая МакГрудестон. Я сжимаю губы, чтобы не рассмеяться в лицо Пейсли. Да, у этой женщины было то, что моя мама назвала бы «пышной грудью», и любой, у кого есть два работающих глаза, мог бы это заметить, потому что это платье особо ничего и не прикрывало.

— Я помогал ей добраться до дома.

— Конечно, — Пейсли скрещивает руки, делая лицо, демонстрирующее, как мало она мне верит. — Ты, вероятно, отвел ее в свою машину для… для… развратных действий.

Она морщит нос при слове «развратных».

Я усмехаюсь, только чтобы скрыть свое сильное желание кататься по земле и смеяться до колик в животе.

— Ты писатель-фантаст? Потому что тебе следовало бы им стать. Ты придумала отличную историю.

Пейсли выглядит так, будто хочет перелезть через барную стойку и ударить меня коленом по яйцам.

— Я бросила писательскую карьеру, так и не начав ее, потому что кто-то стер в порошок мой самый первый рассказ, — она фыркает. — Ты разрушил мою карьеру.

— Что? Это смешно. Я не разрушал твою карьеру. Ты разрушила свою карьеру, когда позволила одному человеку задеть твои драгоценные чувства. Если уж на то пошло, я оказал тебе услугу. Если критика твоего первого рассказа так сильно ранила твои чувства, ты бы никогда не добилась успеха в писательском деле. Тебе нужна не только толстая кожа, Пейсли, но и мозоли. Так что, — я отступаю назад и сгибаюсь в талии, отводя одну руку в сторону и кланяясь, — не за что.

Когда я выпрямляюсь, Пейсли уже стаскивает свою сумочку с барной стойки и сползает с табурета. Она отходит в сторону и шатается.

Черт. Черт, черт, черт. Это было слишком грубо. Плохие новости от Дома заставили меня вести себя неадекватно.

Я резко разворачиваюсь и ввожу в компьютер свой номер сотрудника. Когда я уже выхожу, я кричу Холстон с другой стороны бара:

— Мне нужно проводить кое-кого… — у Пейсли здесь есть машина? Если да, то она не может вести машину. — Кое-куда, — заканчиваю я.

Холстон обходит изогнутую часть бара, брови насуплены, руки прижаты к бедрам.

— Ненавижу закрываться одна. Ты мой должник.

Забавно, но уже второй раз за сегодняшний вечер женщина говорит мне это.

— Навечно, — подтверждаю я, уже догоняя Пейсли.