Здесь ради торта

На велосипеде она выглядит чертовски мило, хвостик раскачивается, а солнце светит на нее. Я быстро достаю из кармана телефон и делаю снимок. Позже я отправлю его Сесили.

Перекинув ногу через зеленый велосипед, я отправляюсь вслед за ней.

Мы отправляемся на север, прочь от пляжа. Вскоре растительность уступает место живым дубам, густым и зеленым. Солнечный свет проникает сквозь листву, сквозь ветви и освещает дорожку. Мимо проезжают гольф-кары, каждый водитель поднимает руку в знак приветствия.

Я еду в футе позади Пейсли и немного слева от нее, так что я нахожусь на дороге больше, чем она. Она улыбается, пока едет, ее лицо светлое и открытое. Беззаботная и счастливая, Пейсли ведет нас по дороге, замедляя ход, когда мы подъезжаем к лужайке.

Я останавливаюсь рядом с ней, мой взгляд поднимается все выше и выше, пока не достигает вершины маяка перед нами.

— Старая Лысина, — объявляет она. — Это самый старый действующий маяк в Северной Каролине. Он уже давно не работает, но люди могут забраться на его вершину.

— Мы заберемся туда?

— В другой день, — говорит Пейсли, перемещаясь в сторону на велосипеде, чтобы выехать на тропинку. — «Наути Боулз» ждет.

В центре острова расположился ряд магазинов. Одежда, кафе, продукты, вино и «Наути Боулз». Мы ставим велосипеды на велопарковку у входа, и я осматриваюсь, пока Пейсли идет впереди по кирпичной дорожке. Солнце заливает патио перед домом, падая на растения в горшках, стоящих у входа.

Пейсли ждет, приоткрыв дверь, и наблюдает за мной.

— Мне нравится наблюдать, как ты подмечаешь все, что видишь.

— Я хочу все запомнить.

Я перевожу взгляд с деревьев, колышущихся над головой, и нахожу Пейсли. Голова наклонена, уголки губ с левой стороны слегка изогнуты.

Все. Особенно мягкость взгляда Пейсли, океанский цвет ее глаз, то, как платье обтекает ее изгибы.

Прижав руку к открытой двери над головой Пейсли, я жду, когда она войдет в кафе. Но она не входит. Она проводит мгновение под моим взглядом, больше похожее сразу на десятки таких, достаточно близко, чтобы до меня донесся ее аромат апельсиновых цветов.

Она моргает, и заклинание разрушается. Я киваю ей, чтобы она зашла внутрь, и она отталкивается от двери, проходя вперед меня.

Помещение небольшое, оно имеет общий проход с магазином товаров по соседству, и в нем пахнет фундуком и сахаром. Длинный прилавок из мясного ассортимента завален выпечкой в индивидуальной упаковке, а на двух висячих табличках перечислены фирменные напитки и боулы.

— Что ты будешь? — спрашиваю я Пейсли. Она покачивается рядом со мной, сцепив руки, читая меню.

— Хм. «Оригинальный» звучит неплохо. А ты?

— Два «Оригинальных», пожалуйста, — говорю я девушке за прилавком, доставая бумажник из заднего кармана.

— Я сама могу заплатить за свой, — говорит Пейсли, подходя ближе.

Я отдаю наличные и смотрю на нее сверху вниз.

— На свиданиях плачу я. Да, ты независима. Да, тебе не нужно, чтобы я покупал тебе вещи. Но если я твой парень, я плачу. Конец истории.

Она на секунду задумывается, ухмыляется и радостно говорит:

— Хорошо.

Я ожидал большего сопротивления, и мне стало легче от того, что его не будет.

Мы выходим с нашими асаи-боулами на залитый солнцем внутренний дворик. Я доедаю свой в рекордные сроки, а вот Пейсли ест медленно. Она кладет ложку в рот, откидывается на спинку кресла, закрыв глаза и впитывая солнечные лучи, затем удовлетворенно вздыхает, вынимая ложку изо рта.

В этот момент становится больно. Ее красота может быть смертоносной. Возможно, я буду молить о пощаде еще до конца недели.

— Здесь все вкуснее, — говорит она, открывая глаза и ставя на стол полупустую бумажную чашку. — Здесь все чувствуется лучше. Это отпуск, но это и дом. Так было каждое лето. Я была в гостях, но остров был моим, — ее лицо заливает румянец. — Наверное, это звучит нелепо. Слишком эмоционально.

— Если хочешь поговорить об эмоциях, я тот, кто тебе нужен, — я беру ее чашку с оставшимся и молча спрашиваю, могу ли я доесть? Пейсли кивает. — Эмоции — это моя фишка, Ас. Мне нравятся большие, мне нравятся маленькие, мне нравятся беспорядочные, мне нравятся все.

Из нее вырывается смех.

— Ты цитируешь Доктора Сьюза[xlvi]?

Я доедаю ее боул и говорю:

— Я цитирую Клейна Мэдигана.

Она надавливает своей обутой в сандалию ногой на мою.

— Похоже, этот парень имеет в виду то, что говорит.

Сложив наши чашки, я выбрасываю их в ближайшую урну и протягиваю руку, чтобы помочь Пейсли подняться с места.

— Так и есть.

Пейсли кладет свою руку в мою, позволяя мне держать ее, пока она стоит. Я бы хотел держать ее и дальше, но у нас нет зрителей. Никого, кого нам нужно в чем-то убеждать.

— Готова продолжить экскурсию? — спрашиваю я, снимая велосипед Пейсли со стойки и подкатывая его к ней. Она берется за руль, и тут я замечаю крошечное фиолетовое пятнышко в уголке ее губ.

Не задумываясь, я протягиваю руку и провожу пальцем по пятну. Пейсли напрягается, рама велосипеда уже между ее бедер, затем она расслабляется.

— Асаи, — объясняю я.

Я нежно потираю место, где пятно уже исчезло.

— Думаю, ты уже стер.

Голос у нее низкий.