Здесь ради торта

Вот дерьмо.

Вчерашняя фантазия о том, чтобы оказаться в этой постели, каким-то образом стала реальностью в неустановленный момент темного времени суток.

Цветы апельсина.

Аромат, впечатанный в мою память.

Пейсли.

Моя нога дергается, движение, заставляющее быстро пробежаться по бедру, слишком гладкому, чтобы быть моим.

Сонный туман в моем мозгу рассеивается, и теперь я вспоминаю, как проснулся посреди ночи, как все мои части тела, кроме головы, лежали на полу, а надувной матрас превратился в блин подо мной.

Если бы не предложение Пейсли, у меня либо сильно болела бы спина от пола, либо я лежал бы на диване, рискуя, что меня кто-нибудь найдет.

Как и было велено, я остался на своей стороне кровати.

Может, Пейсли и выпустила памятку, но она ей не последовала. Она не только лежит на моей стороне, но и свернулась вокруг меня.

Мой взгляд опускается вниз, туда, где под моим подбородком находится макушка ее головы.

Те части моего тела, которые связаны с телом Пейсли, внезапно оживают.

Моя грудь… и ее спина, прижатая к ней.

Мои колени… прижатые к ее коленям.

Мой нос… утопающий в ее волосах.

И наконец, но далеко не в последнюю очередь, ее прекрасная задница, прилегающая к моему центру, как двойная радуга.

О, во имя любви.

Ее рубашка задралась на пояснице, обнажив верхнюю часть тоненьких стрингов в тон ее глазам. Они обнимают ее плоть, круглую и упругую, исчезая в вогнутом пространстве, созданном моим телом.

Проснуться вот так — мечта, о которой я и думать не смел, но вот она здесь, рядом со мной, линии ее тела прижаты к моему, словно она была создана для этого. Словно она была создана для меня.

Воу. Помедленнее. Что это была за мысль?

Я имею в виду, что да, Пейсли — это полный комплект. Она веселая и добрая, ловкая и умная. Она готова на все ради своей семьи, о чем свидетельствует тот факт, что мы здесь. Я узнаю, что, хотя внешне она кажется невозмутимой, внутри она гораздо мягче. У нее такая фигура, что у меня мурашки по телу от макушки до пят.

Но создана для меня? Это слишком.

Мне нужно выбраться отсюда. Спуститься вниз и залить кофеин в горло. Я фальшивый парень Пейсли, который пообещал ей лучший поцелуй, потому что мое эго не может справиться с тем, чтобы быть для нее худшим. Вот и все.

Борясь с желанием совершить развратные действия — спасибо тебе, пьяная Пейсли, — я отступаю от теплой, мягкой кровати. Тихо ступая, я выскальзываю из комнаты.

Хотя Пейсли остается в постели, тепло ее тела обдает меня жаром, а ее запах остается на моей коже.

Горький, дымный аромат встречает меня на кухне. Кувшин с кофе, до краев наполненный темной жидкостью, стоит на золотой тележке у конца стойки. Также на тележке: шесть видов ароматизированных сиропов, кубики сахара в стеклянной емкости и сливочник из нержавеющей стали.

Ничего себе. Эта семья серьезно относится к кофеину. Не то чтобы я жаловался. В любое время суток во мне, вероятно, в той или иной степени содержится кофеин.

Я беру кружку и готовлю кофе так, как мне нравится, и к тому времени, как я размешиваю сливки в чашке, на кухню заходит Лозанна.

— Доброе утро. Хорошо спалось?

Я киваю, отмечая, что она снова одета именно так, как описала ее вчера Пейсли.

Бабушка с побережья. Я определенно запомню это и использую в будущем романе.

— Да, спасибо.

— Как вам кровать? Матрас новый. Вы двое первые, кто на ней спит.

— В самый раз, — заверяю я ее. Благодаря тому, что я сменил постель в середине ночи, мне не приходится врать.

— Хорошо, — говорит Лозанна, добавляя в кофе каплю ванильного сиропа. — Сегодня к нам съедутся все члены семьи. Ты должен быть хорошо отдохнувшим к их приезду.

Она присоединяется ко мне за столом на кухне. В эркере слева от меня виден восход солнца над океаном.

— Тридцать лет я просыпаюсь с этим видом, и он мне до сих пор не надоел.

— Фотографии не передают всего этого.

Я искал остров в Интернете, смотрел изображения. Хорошая фотография не заменит реальности. Завтра утром я планирую отправиться туда, когда солнце только заглянет за горизонт. Пока же мне нужно быть здесь, разговаривать с Лозанной и узнавать больше о семье Ройсов до их приезда.

— Пейсли сказала мне, что у ее родителей бурные отношения.

Лозанна тихонько смеется.

— Можно и так сказать. Моя дочь несколько лет мечтала навсегда выгнать бывшего мужа из своей жизни, но успокоилась, когда увидела, как сильно это ранит ее детей. Особенно Пейсли.

Лозанна смотрит на меня с беспокойством, как будто, возможно, она сказала слишком много. Я понимающе киваю, чтобы успокоить ее. Большую часть этого я уже знал, но то, что больше всего это задело Пейсли, — новая деталь. Я подавляю желание поинтересоваться, спросить, почему Пейсли переживала больше, чем ее братья и сестры. Мне кажется, что об этом должна рассказать Пейсли, а не Лозанна.

Мы говорим о моей работе бармена и о книге.

Лозанна теплая и веселая, она напоминает мне мою маму. В ней есть легкость, и мне сразу становится комфортно в ее доме и в разговоре с ней.

Пейсли прокрадывается на кухню, прищурив глаза.