Здесь русский дух...

Матвеев и прежде пользовался расположением Алексея Михайловича, а после постигшего царя горя тот вовсе проникся к боярину братской любовью. Именно Артамон Сергеевич указал царю на Наталью, когда тот вновь задумал жениться и, по обычаю, велел собрать девиц на смотр. Так дочь рязанского дворянина Кирилла Нарышкина, чей старинный род происходил от одного крымского выходца, стала царицей всея Руси.

Свадьбу сыграли в конце января 1671 года, а 30 мая следующего года Наталья подарила мужу сына — царевича Петра Алексеевича. После этого Матвеева и отца молодой царицы возвели в звание придворных с особым статусом, получивших большую власть и влияние при дворе.

2

— Что этим головорезам надобно? Не полюбопытствовал? — ловко поправляя пятерней помятую бороду, спросил Ртищева царь.

— Да как же!.. Только они морды-то воротят — будем, мол, говорить только с московским ханом, — ответил подчиненный.

— Знать, дело серьезное, — произнес Алексей Михайлович, позволяя слугам — спальникам и стряпчим, хлопотавшим возле него, облачить царя в одежды.

— Да уж точно! Явно не только здравия пожелать тебе они ехали за тысячи верст, — сказал Федор Михайлович.

— Верно, — согласился с такими доводами царь.

Постельничий поставил рядом с царским ложем скамью, а на нее — лохань и кувшин с теплой водой. Умывшись при содействии спальника и стряпчего, государь отправился в Крестовую, где его ожидали духовник и придворные дьяки.

Так давно повелось. После ранней побудки, иногда до пробуждения петухов, он обязательно шел к своему попу за благословением и для молитвы. На этот раз Алексей Михайлович решил не нарушать традицию.

— Вот, Федор Михайлов… — прежде чем покинуть покои, задумчиво обратился царь к Ртищеву. — Поезжай-ка в Москву и скажи маньчжурам, дескать, царь их сегодня принять не может, так как занят важными государственными делами. Я уже понял, зачем они приехали… Будут жаловаться на наших казаков, а то и умолять меня уйти с Амура. Дудки! — нахмурился Алексей Михайлович. — Не для того мы шли на восток, не для того отвоевали новые земли, чтобы легко их отдать, но напрямую им не говори… Тут надо все делать с умом да хитростью. Только у бездомных степняков заведено идти напролом, а нам нельзя. На наших плечах держава, а ею надо умело управлять. Тут как… Одно неверное слово — и все, конец миру. Тому хорошо воевать, кто силен да богат, но если казна пустая? Сам знаешь, жалованье не можем ратным людям выдать, а ведь еще пушки надо покупать, ружья, зелье для них… Вот и посуди, можем ли мы нынче ссориться с маньчжурами?

Ртищев вздохнул, мол, понимаю, и задал вопрос:

— Когда же ты их, батюшка государь, примешь-то? Ведь спросят, чай…

Царь задумался.

— Я слышал, их хан неделями выдерживает посланников, прежде чем начнет с ними говорить, но восточные люди привыкшие к подобному обращению, — наконец произнес он. — Считают, иначе и быть не должно. Царь, мол, не самая обычная фигура в государстве, к нему запросто не попадешь. Дурное дело — людей томить, но придется… Как сказывают на Востоке, мы не должны потерять лицо, а то ведь азиаты не только уважать, но и бояться меня перестанут…

О столь своеобразной привычке хана Алексей Михайлович впервые услышал от нерчинского казака Игнатия Милованова. Тот для решения пограничного вопроса три года назад ходил с посольством в Пекин. Долго добирались до места — наверное, половину России пришлось пройти, а там еще почти через всю Срединную империю. Короче говоря, несколько месяцев ушло у них на дорогу. Тут бы главному войти в положение и принять их без задержки, но нет, куда там! Пришлось месяц ждать за крепкими караулами, прежде чем император назначил им аудиенцию.

С другой стороны, посланники привезли из Пекина хорошие вести. Думали, хан учинит им словесную драку, отстаивая свои пограничные интересы, а тот на удивление мало говорил о политике, все больше расспрашивая о московской жизни и об увлечениях русского царя. Вот и в написанной по-латыни ханской грамоте, которую они привезли в Москву, не было ничего такого, что могло расстроить государя. Напротив, в ней содержались сплошные дружеские слова, и Алексей Михайлович даже прослезился.

Он почти наизусть помнит, о чем там говорилось:

«По твоему Великому Государя указу присланы из Нерчинска служилые, чтобы нам с тобою посольство сводить и чтобы наши люди ездили к нам и к вам с торгами без всякой помешки беспрестанно и надежно.

И буде сторонние люди пойдут войною под Нерчинские остроги или в Китай, то нам друг другу помогать…

И вперед бы твои люди наших украинных земель не воевали и худа бы никакого не чинили. И как на этом слове положено, будем жить в миру и радости».

Вот, одумался главный, решил тогда царь. Поначалу-то он никак не мог принять наличие под боком сильного соседа. И русские крепости злодеи жгли, и людей убивали и уводили в плен, но вот сейчас все пойдет по-другому. Только зря он надеялся, ведь азиаты снова принялись жечь русские селения на левобережье Амура и убивать людей.