Здесь стреляют только в спину

Умирать в 26 неполных лет как-то не хотелось. Собственно, никуда умирать я и не собиралась. Но положение, в котором я оказалась, не просто ошарашивало своей новизной, оно почти умиляло. От себе подобных я удрала. Их осталось мало. Возвращаться опасно и глупо (да и где их искать?). Борька, возможно, погиб (только не плачь!), Кирилл на базе воет в небо. Рахманов хлещет горькую. Зоя Мартыновна отвечает за шефа на телефонные звонки... В активе – пистолет с обоймой, две банки перловой «крупы», спички, нож, спальник и отрывочные знания о том, как определять север по мху на деревьях (еще по смоляным каплям на стволах, по темноте коры, но зачем все это?).

Оставаться в канаве нельзя – замерзнешь. Остатки группы могут выйти на спасательную экспедицию – и все вместе радостно улетят домой, оставив меня куковать в одной из самых необитаемых частей планеты.

Я приняла единственно верное решение. Одиночное плавание – идти параллельным курсом. Если поредевшая поисковая группа будет двигаться строго на север, теоретически мы никогда не столкнемся, а войдя в нужный квадрат, посмотрим, кто из нас более удачлив...

Взвалив на плечи опостылевший мешок, я вылезла из канавы.

Через час мою одежду можно было вывешивать на солнышке. Злополучный ельник превратился в пройденный этап, и пошло какое-то ассорти из стоящих на пионерском расстоянии осинок, березок, иногда сосен...

Заброшенное зимовье выросло передо мной, как мираж из восточной сказки. Пересохший ручей, разбросанные камни и вдруг – обросшее кустарником строение из бруса. Поначалу я обрадовалась – какой-никакой, а дом. Встала с колотящимся сердцем, закусила губу, чтобы не закричать от радости. Но очень быстро пришла в себя. Чему я радовалась? Зимовье выглядело очень старым. Строили его в те времена, когда по здешним лесам еще бродили охотники. Бревна заросли мхом, стропила надломились и двускатная крыша косо висела над землей, обнажая чердак и целый «альпинарий» местной флоры, обосновавшийся под разбитой кровлей. Окно зияло черным провалом. Дверь сохранилась, и немудрено – ржавые петли казались практически вечными.

Я на всякий случай приготовила пистолет и медленно отправилась к зимовью. И остановилась в нерешительности. Не было желания входить в избушку. Но и мимо пройти, не поинтересовавшись, было как-то глупо... Я вздохнула и вошла.

И пулей вылетела обратно!

Отдышалась и вновь вошла. Быть женщиной – это одно, а вот слабо побыть мужчиной хотя бы недельку?

В зимовье ничего не было, кроме останков двух людей в истлевших «власяницах». Запаха не было. Вернее, был, но обычный, таежный. От трупов остались практически скелеты. Один сидел под окном, сложившись вдвое, другой лежал поперек прогнившего лежака, лицом в потолок, ногами в пол. Казалось, он прилег на минутку. Сейчас встанет и поздоровается.

От порога я далеко не пошла. Стояла у трухлявого косяка и внимала правде жизни. Беглые зэки? Охотники? Дикие геологи? У сидевшего под окном в ногах валялась ржавая двустволка. У лежащего навзничь сломаны два центральных ребра. Очевидно, из этой штуковины в него и всадили. Рот оскален, все зубы, что интересно, целы, половина передних золотые – во время оно это было модно, даже слово придумали характерное: «фикса». На лице лоскутья кожи: до того задубели, что не разлагаются. Нос отвалился, в месте разлома – что-то губчатое, застывшее. Глазницы забиты грязью. Волосы клочьями – пепельно-черные, тонкие, а когда порывы ветра гуляют сквозняками – тихо шевелятся...

У второго массивные надбровные дуги, лоб символический – тот еще интеллектуал. Скелет потихоньку рассыпался: сквозь истлевшую дерюгу было видно, как бедренная кость отделилась от тазового пояса и, по существу, лежит рядом...

Я стояла, как в анатомическом театре. Этим трупам было лет пятнадцать. Судя по обрывкам дерюги и обглоданной кирзе, беглые зэки. Занесла же нелегкая! Не поладили между собой и нанесли друг дружке увечья, несовместимые с жизнью. Тот, что с ружьем, еще пожил немного, но, видимо, очень немного. Так и пропали двое...

Я, кажется, тупела. Страха больше не было – сплошная вата в голове.

– Забудь, – прошептала я, нащупывая носком порог. – Забудь, ты ничего не видела. Просто померещилось.

...И вновь тянулось резиновое время. Я прощупывала почву под ногами, обходила гнилые коряжины, перелезала через поваленные деревья. Живописные образы мертвецов тускнели, стирались из памяти. Чаща сгущалась, вставали заросли боярки, волчьего лыка. Временами отчаяние брало за горло, я чуть не выла. На редких полянах появлялась возможность скинуть напряжение. Я валялась в траве, слушая пташек, наблюдала за перистыми облачками, сменившими сплошную мглу. А через несколько минут опять рвалась в бой – на ощетинившиеся ветвями редуты...