Здесь умирает надежда

Она провела по линиям моих ладоней и пробормотала что-то на языке, которого я не понимала. На каждой поверхности мерцали свечи. Хотя я немного выучила румынский, я знала, что язык, на котором она говорила, был совершенно другим. Гораздо более древний. Мой переводчик и гид Михай — мужчина средних лет с великолепными усами и тремя детьми, которых он обожал, — тоже выглядел озадаченным. Он взял на себя роль моего опекуна, так как я была молодой женщиной, путешествующей одна, а у него было три девочки. Он несколько раз пытался направить меня к более популярной ведьме в Бухаресте, опасаясь проклятого пруда, который разделял этот лес. Тот, который окружен потусторонними силами, и животные отказываются пить из него. Он явно боялся этой местности и женщины в лесу. Я сказала ему, что с радостью пойду одна, если он нарисует мне карту местности. Его глаза расширились, и он начал быстро говорить по-румынски. Он и слышать об этом не хотел. Мы пошли вместе.

Вот где мы оказались. В коттедже, с воющим ветром и странной тяжестью власти, которая была не от мира сего, у меня возникло ощущение, что он действительно сожалеет о своем решении. Я дала ему очень хорошие чаевые. Если нас не проклянет какая-нибудь древняя и могущественная ведьма.

По какой-то причине я ее не боялась.

Она была известна как «великая белая ведьма», ее сила пугала большинство людей.

Я вдруг поняла, что сказанные ею слова будут мне не по душе. Но теперь спасения нет.

Ее глаза были закрыты, когда она говорила на другом языке, но ее хватка внезапно усилилась на моей руке, и ее глаза резко открылись. Ветер стих. Все замерло. Как будто нас засосало в пустоту небытия.

Я не могла оторвать глаз от ее взгляда.

Затем она начала говорить. Михай несколько мгновений молчал, затем попытался наверстать упущенное и перевести.

— Тебя будут любить многие мужчины, — повторил Михай то, что она сказала, слегка заикаясь на словах.

Женщина продолжала говорить.

Я застыла от ужаса.

— Ты полюбишь только одного, — перевел Михай. — И этот человек станет твоей погибелью.

Мое сердце бешено колотилось.

— Он будет твоим солнцем. Твоими звездами. Твоей луной. Даже если он несет с собой тьму. Он — настоящее олицетворение полуночи. Ты поймешь это в тот момент, когда встретишься с ним. Ты будешь пытаться бороться с этим, будешь бороться с ним.

Она все еще говорила, Михай изо всех сил пытался догнать ее.

— Но ты будешь любить его, пока не встретишь свою смерть.

У меня пересохло во рту. Я попыталась облизать губы, но обнаружила, что меня парализовало.

— Тебе решать, проведешь ли ты свою жизнь с этим человеком, — продолжил Михай. — Есть шанс, что ты этого не сделаешь. Звезды еще не определились.

Хотя женщина продолжала говорить, Михай резко замолчал, как будто не мог сказать, что будет дальше.

— Ты будешь матерью совсем недолго, — выдохнул он. — Твой ребенок не подышит воздухом и не почувствует тепло твоих рук. У тебя никогда не будет другого.

Воздух звенел от тишины, в которой продолжалось предсказание. Я оцепенела, мой желудок скрутило, в голове стучало.

Позже я попыталась отмахнуться от того, что она сказала, но мой голос был слабым, а улыбки — пустыми.

Я изо всех сил старалась забыть слова, сказанные мне в тот день, но они будут преследовать меня вечно.

Потому что в глубине души я знала, что это правда.

Я больше не была в промежуточном состоянии. Не была в приглушенной тишине воспоминаний.

Я снова здесь. В ужасающей реальности.

Послышался шум. Очень много.

Голоса. Сирены. Урчание двигателей. Писк машин.

Боль.

Очень много боли.

Я не зацикливалась на этом, по крайней мере, недолго.

— Мой малыш, — прохрипела я, моргая в потолок отделения неотложной помощи.

Вот где я? Отделение неотложной помощи. Я уверена, что всего несколько минут назад была в машине скорой. Меньше минуты назад я была на тротуаре. Стелла кричала, она была вся в крови. В моей крови.

Я теряла время.

Однако время ничего не значило. Я бы с радостью потеряла месяцы, годы, десятилетия, лишь бы удержать ее.

— Мой малыш, — позвала я теперь громче. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я заговорила в первый раз. Секунд? Минут? Часов?

Яркий свет. Шум. Голоса кричали что-то о жизненно важных органах, потере крови, операции.

Никто меня не слушал.

На мне были руки, странные, холодные, сухие руки, которые прощупывали. Никто не волновался. Никого это не волновало. Все эти незнакомцы меня не слушали.

— Где, черт возьми, мой ребенок? — я закричала, садясь и дергая за трубки, которые в какой-то момент прикрепились ко мне. Мои руки тянулись к выпуклости живота, отчаянно пытаясь найти ее, найти ее там в безопасности. Я должна чувствовать, как она двигается. Но я ничего не чувствовала. Мои руки налились свинцом.

Люди смотрели на меня, я кричала, как банши. Их было много, в медицинских халатах, все разные, разные люди со своими желаниями и потребностями. Но для меня они не были людьми. Не сейчас.

— Мисс Уитни, вам нужно успокоиться и позволить нам делать свою работу, — сказал один из них.