Здесь, в реальном мире

Потому что этот фильм должен быть снят, и снять его должен именно он.

Это одна причина, и была ещё вторая.

Дядя Сай сказал — редко случается, чтобы твой фильм подействовал на людей именно так, как ты хочешь. Но, значит, иногда такое всё-таки случается. И сейчас, решил Вар, должен быть именно такой случай. Люди увидят его фильм, и заплачут, и раскошелятся. В сентябре он покажет его в школе. И в других школах тоже.

И его фильм спасёт участок.

Вар вырезал большинство кадров с руками Джолин. Большинство, но не все. А потом взялся за дело.

На исходе этих трёх дней у него болела спина, не разгибались пальцы, глаза сделались красными и сухими, но при всём при том ему ещё никогда в жизни не было так хорошо. И ему удалось сократить почти шестнадцать часов отснятого материала до четырёх минут сорока двух секунд.

Эти четыре минуты сорок две секунды начинались с фотографии строящейся церкви, а заканчивались семейством уток, которое плавало в наполненном до краёв рву. А между этими двумя кадрами железный шар сносил крышу, и с бешеной скоростью росли снятые замедленной съёмкой папайи, и заляпывались грязью стены замка. Он вставил в фильм и одуванчиковую клумбу Джолин, и её компостную кучу, и свои солнечные часы, и церковный пол — как он появлялся, когда Вар постепенно разгребал завалы и выметал обломки, — и радужные лучи, расходящиеся от новенького витражного окна.

И даже — крупным планом — Сэра Миг-Мига, который, разумеется, подмигнул.

Вар встал и потянулся. Похрустел костяшками, повертел головой, разминая затёкшую шею. Налил себе имбирного эля, бросил в стакан кружочек апельсина и сделал большой глоток. А потом забросил в рот леденец от кашля — мёд с лимоном форте.

Потому что дальше был заключительный этап — озвучка.

— Всё на свете когда-то раньше было чем-то другим, — начал он. — И потом тоже станет чем-то другим. Иногда, если хорошо вглядеться в какую-то вещь, можно это увидеть. Увидеть всю её историю.

56

— Ну что? Значит, план Б?

Вар чуточку отодвинулся от Джолин, сидевшей рядом с ним в автобусе. Сейчас был четверг, он не видел Джолин с воскресенья, за это время он, оказывается, страшно по ней соскучился; так что, когда она решила ехать с ним к Велика-Важности, он был рад. Но теперь он подумал, что, пожалуй, поторопился радоваться.

— Угу. План Б.

— И что это за план Б? — не отставала Джолин.

— Ну как… — План Б был слегка недооформлен. В плане Б ещё оставались дыры. Однако до осени было ещё полно времени. — Просто доверься мне. Он сработает. Но я пока не могу тебе рассказать.

— Это почему же?

— Потому что я так сказал.

Услышав свои собственные слова из его уст, Джолин на секунду растерялась, и, пока она не опомнилась, Вар поспешил сменить тему:

— А чего ты вообще со мной поехала? Я думал, этот Франклин тебе всё рассказал.

— Да, рассказал. Он сказал, кое-что перерабатывают и вставляют в других людей, а остальное «утилизируют со всем возможным уважением».

— А ты ему не поверила?

— Поверила. — Джолин послюнила большой палец и потёрла царапину на спинке кожаного сиденья перед ними. — Когда-то оно было коровой, — сказала она таким тоном, словно это всё объясняет. Потом вгляделась внимательнее. — А может, бытовыми отходами. Слишком грязное, не разберёшь.

— Джолин. Почему ты со мной поехала?

— Ты же сам сказал: твоя бабушка просила меня приезжать. — Ну прямо сама чуткость и заботливость, выполнять капризы старушек для неё в порядке вещей. — И, кстати, тебя всю неделю не было, и мне стало типа скучновато.

Вар ощутил в себе лёгкое гудение — как будто засветился изнутри. Значит, Джолин тоже по нему скучала!

В этот миг автобус резко повернул. Из сумки супермаркета «Уинн-Дикси», стоявшей у ног Джолин, выкатились «ЧипсОрешки».

Вар поймал банку, поднял и вопросительно глянул на Джолин. Она пожала плечами:

— Твоей бабушке хочется бекона. А у чипсорешков как раз такой вкус.

Вар вернул ей банку.

— Откуда ты знаешь, что ей хочется бекона? Я тебе не говорил.

— Она сама в прошлый раз сказала.

— И ты расслышала?

— Да все расслышали, — заверила его Джолин. — На всех этажах.

Вар закрыл лицо ладонями.

— Знаешь что, вот если бы у меня была бабушка, — Джолин опять принялась тереть царапину, — я бы хотела такую, чтоб её голос был слышен всем!

Вар откинулся на спинку сиденья. Он не знал, что у Джолин нет бабушки. Это несправедливо. Ух, как же он ненавидел несправедливость.

И это ему кое о чём напомнило.

— То, что ты сказала… Что я живу в Волшебной Стране Справедливости. Ты неправа. — Его осенило ночью, и он потом долго лежал без сна, придумывая, какими словами он об этом скажет. — Вернее, в одном ты права: когда случается что-то плохое, я не хочу с этим просто так мириться. Но я и не хочу, чтобы оно — хоп! — и превратилось во что-нибудь хорошее, как по волшебству. Я хочу, чтобы оно стало таким, каким оно само могло бы быть. Кто-то должен этого хотеть, иначе плохое так и останется плохим.

Джолин громко и презрительно подула на чёлку.

— И потом, ты ведь тоже этого хочешь.

Джолин приподняла зеркальные очки и сузила глаза-бойницы.

— Я — нет. Я реалистка.