В воде Вар всегда старался помнить о перерождении и быть к нему готовым — на случай, если это такая штука, которая нападает на человека внезапно и застаёт врасплох. И, конечно, при этом он следил, чтобы лицо его оставалось равнодушным.
Вода была прохладная, но в середине дня — в середине лета, в середине Флориды — припекало будь здоров, несмотря на солнцезащитный крем, защитный фактор восемьдесят, гипоаллергенный, наносить каждые четыре часа.
Из дома, из корзины с бельём, Вар умыкнул простыню и, порывшись в рисовательной кладовке, сделал баннер, чтобы растянуть его над водой за церковью.
— Что это в середине? — спросила Джолин.
— Это герб. Из него понятно, кто ты такой. Мой герб — кинокамера.
— А это что? — Джолин ткнула пальцем в другой рисунок, крошечный, в углу. Вар надеялся, что она его не заметит.
— Ящерица, — признался он. — Это тоже я.
На следующий день Джолин тоже притащила простыню.
— А я вот кто.
Её рисунок гораздо больше походил на настоящий герб. В качестве оружия на нём красовались совок и грабли, и всё это пламенело и сверкало — она извела целую банку блёсток.
Вар показал на крошечный рисунок в углу.
— Это папайя, — ответила Джолин. — Это тоже я.
И ведь верно, подумал Вар. Встопорщенная и храбрая.
Велика-Важность сказала тогда, что он слишком многого не знает о Джолин. И что спросить никогда не помешает. Когда, после того как они натянули баннеры, внезапно полил дождь, Вар решил, что «Под-Столом» будет в самый раз.
— Ну и… ну и как получилось, что ты живёшь с тётей? — спросил он, когда зажёг последнюю свечу.
Глаза у Джолин сузились.
Вар уже практически видел в бойницах наконечники стрел, но не стал прикрываться щитом.
— Я хочу знать.
Джолин посмотрела вниз, на свои коленки. Подула на чёлку.
— Ладно. Но только это ничего не значит, ясно? Когда мне было пять лет, мать посадила меня в машину. Там было полно чемоданов, и я подумала, что мы едем в путешествие. Но мы просто завернули за угол, к тётиной квартире. Мать повела меня вверх по лестнице. В другой руке у неё был мой чемодан. Когда тётя открыла, мать отпустила мою руку и они стали орать друг на друга. Мать кричала: «Я не могу ехать в Нэшвилл с этим!» Уолтер говорит, у меня на лице было написано, что я ничего не понимала.
— А почему Уолтер?..
— Ну, он поднялся посмотреть, что там за вопли.
Вар слушал, как дождь тихонько барабанит по клеёнке, и представлял себе Джолин — маленькую девочку в ожидании большого путешествия, которая крепко держится за мамину руку, а потом — за пустоту. И это напомнило ему, как она ухватила его за руку в их первую встречу. Он много об этом думал.
Больше всего он думал о том, что она чувствовала, когда держала его руку. И вспоминала ли она об этом хоть раз. И захочет ли она, чтобы её кто-нибудь когда-нибудь взял за руку.
Он стал незаметно передвигать правую руку, пока она почти не коснулась левой руки Джолин.
— О, дождь кончился, — сказала Джолин в тот самый миг, когда он открыл рот. — Ну и хорошо.
63
В
ар сидел на заднем крыльце, наведя объектив на свои ноги. Ногами он болтал во рву, устраивая водоворот, и они то казались длинными и костлявыми, то ускользали, как рыбы, то вдруг теряли пальцы.Он отложил камеру.
Взять хотя бы его, Вара, доклад. Пока он над ним работал, время бежало быстро — целые часы протекали незаметно. Потом, пока ждал оценки, время еле ползло. А когда увидел на верхней странице оценку А, ему показалось, что стены класса светятся и сияют. А из школы домой он не шёл — летел, гравитация ослабла.
Он поднял голову. Или вот взять облака. С научной точки зрения, это скопления водяных капель или кристалликов льда. Но вот, допустим, трое смотрят в небо, и каждый видит своё: дракона; близость дождя, полезного для папай; знак, что не надо брать человека за руку.
Он посмотрел вниз. Или вот…
И тут Вар увидел кое-что странное. Левая нога выше колена странно вспухла. Он что, ушиб её и не заметил?
Он посмотрел на правую ногу. Над коленом была такая же твёрдая опухоль. Вар напряг ноги и рассмеялся вслух.
Мускулы!
Он напряг руки. И тут мускулы!
Он задрал рубашку. Встроенный надувной матрасик сдулся!
Ну конечно. В последние несколько недель он без всякого напряжения носил по шлакоблоку в каждой руке. А мама вечерами смотрела на него странно и спрашивала, хорошо ли он питается. Может быть, участок пока ещё не изменил его внутри, но уже изменил снаружи. А снаружи — это часть внутри.
Так что это нач
Вар растянулся на горячем крыльце. Кого он обманывает? Никакое это не начало.