Здесь все рядом

– В доме никого нет? И что, всё так и лежит просто в каком-нибудь шкафу?

– Почему – в шкафу? – удивилась я.

– Потому что женщины отчего-то считают, что лучшее место для ценностей среди их нижнего белья.

Мне очень захотелось ответить резко, что я, вообще-то, не обязана хранить чужие сокровища, я не сторожевая собака… Но удалось удержаться.

– Всё в ячейке «Альфа-банка», который на улице Шишкова, – сухо ответила я. – Если вы в Бежицах, то я завтра же приеду и всё вам верну.

– Нет, Таточка, – засмеялся он. – Я появлюсь в лучшем случае к Новому году, если доктора позволят. Сейчас я в Мюнхене, меня здесь в клинике прооперировали, а теперь – курс реабилитации.

– Понимаю. Ну что же, здоровья вам, Михаил Николаевич. Звоните.

Попрощавшись, я минуту сидела на диване неподвижно, глядя куда-то в пространство, потом рассмеялась.

– Ну и дура же ты, Голубева, – сказала сама себе. – Волновалась, что бедного старичка обидели злые риелторы, а у него денег достаточно, чтобы оперироваться и курс реабилитации проходить в Германии! Нет, но какого же чёрта он изображал нищего возле церкви?

Ещё немного побулькав злостью, я успокоилась. В конце концов, это ведь я сама всё придумала: бедность, ввалившиеся щёки, жуликов… А получается, что наш бывший сосед – та ещё акула, проглотит и не заметит. И чего из-за этого волноваться? Чужой человек.

Да, давний знакомый.

Да, бабушка с ним дружила.

Да, мне казалось, что ко мне Михаил Николаевич относится по-родственному.

Вот только с чего я решила, что это всё правда? Махнув рукой, я разыскала в шкафчике какой-то выдохшийся коньяк, с которым давным-давно мама пекла что-то новогоднее, и выпила рюмку. Отпустило.

Перед сном я решила ещё почитать дневник, но освоила едва пару страниц. Сон сморил меня как раз на том, что отец поступил в полиграфический институт на вечернее отделение и устроился работать в типографию помощником наборщика. Бабушкино недовольство сквозило в каждом слове. А вот для меня отец, которого всю жизнь как бы не существовало, внезапно стал живее. И чуть симпатичнее…

* * *

Утро уже традиционно началось с телефонного звонка. Правда, на сей раз по делу: Олег, коротко поздоровавшись, сообщил, что отправил мне список агентств, которых можно считать более или менее приличными. Потом, хмыкнув, добавил:

– Но расценки у них!.. Так что я бы лучше подумал, что именно нужно, и сам во всякие архивы написал.

Тут я вспомнила архив в Бежицах, длинные полки и залежи пыли, и покачала головой: никто туда лезть не захочет. Выждут пару недель, а потом ответят – ничего, мол, не нашли, извините.

Впрочем, расценки и в самом деле оказались крутые. «Список» агентств состоял, собственно, из трёх пунктов. У одного агентства стоимость поиска на три поколения вглубь начиналась от пятисот тысяч рублей, два других ценили свои услуги чуть ниже, но ненамного. Ладно, деньги-то у меня есть, спасибо бабушке, но, пожалуй, я найду им другое применение.

Мысли мои вернулись к всё тому же вопросу: так откуда бабушка взяла деньги на то, чтобы поменять плохую квартиру на очень хорошую, жить безбедно больше тридцати лет, да ещё и в наследство оставить вполне приличный счёт? И ещё же денежные реформы какие-то были…

Похоже, что ответы снова надо было искать в бабушкином дневнике. Где я вчера остановилась? На том, что отец поступил в полиграфический…

Следующая запись: получено письмо от Веры из Бежиц, просит приехать, потому что Михаил Иванович болеет, и тяжело. Через две строчки – и две недели! – запись: «Родной город не порадовал. Отец был плох, но улучшения мы добились. Надеюсь, больше никогда не придётся туда ехать».

Хм, это помечено апрелем восемьдесят второго, а прадед умер в девяносто четвёртом, то есть, прожил ещё двенадцать лет. Неплохое улучшение! И вот готова поклясться, это тот самый семейный дар, от которого отказалась бабушка…

А на следующей странице, в самом низу, снова загадка: «Приходил человек с гуслями, отдала пятую часть. Как говорил В., бас не придёт никогда. Осталась свирель?»

Та-ак… Во-первых, кто такой В.? Ну, если учесть, что батюшка мой был Константин Васильевич, нетрудно предположить, что В. – это мой загадочный дед. Василий Голубев. Хорошо, уже что-то.

Во-вторых, у нас получается перечень пяти народных инструментов; можно предположить, что наличие такого инструмента является паролем, и по нему выдаётся пятая часть некоего условного пирога. И ко всему этому имеет отношение мой дед.

«Пиастры! Пиастры!» – прокричал скрипучий голос в моей голове.

После чашки кофе наступило некоторое прояснение. Я решила отложить дневник – очень уж насыщенное чтение, нервное какое-то! – и начать разбираться в бабушкиной комнате. С документов начать, разумеется.