Здесь все рядом

В Измайлово. Рукой подать, полчаса на метро. Оставалось сделать последний шаг, узнать телефон и позвонить, и тут я испугалась: что я скажу этому совсем чужому, незнакомому человеку? И я временно дезертировала. Другие две пачки писем даже просматривать не стала, убрала всё обратно в шкатулку и её тоже прибрала подальше от глаз, вслед за коричневой кожаной папкой.

Вернусь к дневнику, мало ли какие сюрпризы готовит мне бабушка?

Довольно долго всё шло ровно. То есть, ровно-то на родной земле не бывает, но возникающие проблемы бабушка разруливала. Вот только с сыном непонимание становилось всё глубже. Серьёзные изменения показала мне запись от ноября восемьдесят седьмого года.

«Пришло письмо от В. Прямо шпионские страсти какие-то: листок бумаги без обратного адреса и подписи обнаружился в почтовой ящике. Он сообщил, что у него рак, врачи в той стране пытаются остановить процесс, но он не верит. Сообщил, что свирель и бас не придут, значит, оставшиеся части – мои. На днях позвонит его друг и скажет, что делать дальше».

Следующая запись – неделей позже. Я читала и перед моим внутренним взором стояла бабушка: прямая спина, лицо Снежной Королевы: ледяной взгляд, плотно сжатые губы, гладко собранные волосы. Она была очень красивой в молодости, Александра Михайловна…

«Встретилась с М.Н. Будем переезжать в другую квартиру. Что-то ещё скажет Костя? Впрочем, это неважно».

Они переехали в самом конце восемьдесят седьмого, под Новый год. А через месяц отец познакомился с моей мамой. В мае они поженились, и об этом бабушка тоже написала, конечно.

«Девочка очень юна и смотрит на всё вокруг широко раскрытыми глазами. Надеюсь, теперь сын угомонится. Как вовремя мы переехали! М.Н. сообщил, что В. при смерти, осталось не больше месяца. Он заглядывает к нам довольно часто, раз-два в неделю, благо живёт в соседней квартире. Хорошо бы понять, что ему нужно!»

В соседней квартире, чёрт меня побери! Так значит, дядя Миша был хорошо знаком с дедом, настолько хорошо, что именно ему Василий Александрович поручил позаботится о жене и сыне? Вот откуда взялось знакомство. А я-то гадала, что общего было между светским львом – настройщиком роялей и суровой старухой – врачом! Оказывается, это было общее прошлое, вот только совсем не такое, о котором мне рассказывали… Ну что же, теперь я знаю, кому задавать интересующие меня вопросы. Конечно, он ответит не на все, история Долгаловых и их – наших! – семейных способностей остаётся пока загадкой, но я буду копать. И докопаюсь.

* * *

В какой-то момент мне показалось, что я сейчас свихнусь от этих мыслей. Надо было немедленно переключиться, и я вскочила. Выйти на улицу, пойти куда-нибудь посмотреть картины – что-то срочно нужно сделать, чтобы перестать думать.

Одевшись, я вышла из дома, глубоко вдохнула морозный воздух и пошла к метро. Картины? Отлично. Будут картины.

Два часа в Пушкинском, среди импрессионистов, не полностью привели в порядок мои мысли, но всё же достаточно, чтобы привнести в них логику. Я поняла, что мне необходимо с кем-нибудь поговорить, и стала перебирать знакомых и друзей, чтобы найти жертву. Мама отпала в полуфинале, отвлекать Розалию от санаторных радостей было бы негуманно, Стас на работе… Вспомнив Эсфирь, я поморщилась: точно не тот случай. Даже когда мы были более или менее подругами, и то я бы не стала делиться с ней всеми этими сомнительными подробностями, а уж сейчас!.. Перебрала в телефоне знакомых – не так их и много, я, оказывается, вполне себе интраверт, смешно. И, наткнувшись на полузабытое имя, Анастасия Леонидовна, неожиданно даже для себя набрала номер бывшей директрисы моей бывшей музыкальной школы.

Она удивилась, конечно. Я и сама несколько обалдела от своего выбора…

– Таточка, а приезжай-ка ко мне! – предложила внезапно Анастасия Леонидовна.

– Домой? – спросила я без восторга; кажется, жила она где-то далеко на Юго-Западе…

– Да зачем же? Я сейчас на работе, сюда и приезжай. Ты же знаешь, где Большой зал консерватории? – поинтересовалась она со смешком.

– Да вроде бы, если только он не переехал за время моего отсутствия…

– Ну вот, правое крыло здания, крайний подъезд. Нотная библиотека, скажешь на вахте, что идёшь в отдел рукописей ко мне. Пропуск я тебе закажу.

– На третий этаж идите, – буркнула тётка-вахтёрша, и вслед мне добавила, – ходят и ходят, покою нет.

В ответ я только хмыкнула и взлетела по лестнице на третий этаж.

Анастасия Леонидовна совсем не изменилась. Хотя о чём я, прошло всего-то полгода! Это мне кажется, что солидный кусок жизни пролетел, проскочил мимо, столько всего со мной и вокруг меня происходило.

Как выяснилось, увольнение из школы пошло ей только на пользу: отдохнув пару месяцев, Анастасия Леонидовна обзвонила своих знакомых, друзей и учеников, и уже через три дня прошла собеседование на должность заведующей отделом рукописей. У неё снова был свой кабинет – крохотный, на один стол и два стула, зато отдельный и с окошком, глядящим точно на левое ухо бронзового Чайковского. Да и в зарплате она выиграла немало.