Здесь всё – правда

Господь спасает и выносит около мельницы на берег. Где Шура и Катя – не знаем. Кричим долго и протяжно. Потом решаем идти по воде вдоль берега: авось на них наткнемся. Выбиваемся из сил – тащим волоком лодку: она ведь чужая. Сергей отсылает меня домой, сам остается.

Мама и отец, конечно, не спят. Я не засыпаю ни на минуту, а с рассветом бегу к Семёновым – первый раз в жизни. В сенях на веревке висят Шуркины и Серёжкины штаны. Сами они уже хлопнули по стакану и спят. Тетя Тоня приглашает зайти, но я бегу домой.

Отношения возобновляются. Сергей говорит, что любит меня и только меня. Никто другой ему не нужен. Разъезжаемся – он на учебу в Свердловск, я на работу в Бугульму – с твердой уверенностью, что зимой он приедет ко мне, и мы оформим брак.

От Сергея приходит только одно письмо. Короткое, сухое. Он не приедет. Объяснить сейчас не может. Объясняет только через семь лет.

Через семь лет, когда я уже замужем и приезжаю в город на могилу к отцу – папа умирает в пятьдесят шестом на пятьдесят втором году жизни, – Сергей рассказывает, как всё получилось.

Конечно, он не был один. Была девица, тоже медичка, с которой поддерживал интимные отношения. Она забеременела и пригрозила: если не женится – вылетит с шестого курса института с волчьим билетом. Она добьется.

Рождается девочка, которую Сергей называет Анечкой. Девица отвозит ребенка к своим родителям и продолжает гулять. Изменяет Серёжке направо и налево.

Он благополучно заканчивает институт и получает распределение в Ивдель – город на Урале. Девица с ним не едет: учится на пятом курсе. Брак распадается.

В шестидесятом заболевает раком Таисия Ильинична. Просит сына перевестись в Кокчетав. Стал работать врачом областной санэпидстанции. Отца и матери к этому времени уже нет. Один. Некому приготовить даже тарелку супа. Женится на Маше – фельдшерице станции. Хорошая женщина, но… говорить не о чем. Подряд рождаются двое ребятишек: девочка и мальчик. Детей любит.

Встреча через семь лет длится недолго: всю ночь сидим на лавочке на озере и… говорим, говорим, говорим… Назавтра у меня билет на самолет. Изменить ничего уже нельзя. Всё – в прошлом. Обмениваемся телефонами и адресами: я живу в бывшем Кёнигсберге. Начинаются письма. Его письма. Полные тоски, печали и боли.

Тысяча девятьсот шестьдесят шестой год. Седьмое декабря. День рождения Сережи. После очень большого перерыва решаюсь позвонить ему на работу. Трубку берет начальница санэпидстанции Аида Ивановна Мамеко. Почему-то сразу узнает меня. Голос ее опадает. Она говорит: «А Сережа умер». Я не могу вымолвить ни слова. Как? Почему? Ведь ему исполнилось всего тридцать шесть. Оказывается, утонул на охоте: случился инсульт. «Он очень страдал», – говорит Аида Ивановна и плачет. Я даже не могу и плакать…

Всё… Кончились тридцать три года наших отношений, наших страданий. Человека больше нет. Встреча может быть только там, на небесах…

Часто, бессонными ночами, думаю, что значило для меня это чувство. Понимаю одно: нельзя предавать любовь. Предательство мстит. Он тогда, в пятидесятом, предал…

* * *

Свято место пусто не бывает. Но в пятьдесят четвертом меня (главным образом) больше беспокоит мое положение в обществе, то есть моя сосланность. Понимаю, чувствую, что долго так продолжаться не может, но проклятый штамп «разрешается жить только в пределах Бугульмы» жжет душу. Тридцатого декабря завуч школы Мария Васильевна говорит: «Вам звонил какой-то мужчина и приятным баритоном просил быть второго января в Казани. Где – вы знаете».

Я знала и «полетела на крыльях». Второго января пятьдесят пятого меня реабилитируют. Отец с мамой остаются с клеймом еще год.

Реабилитация совпадает со знакомством с Ильей Белым – врачом бугульминской больницы, где работает дочь хозяев Лида. Она и приводит Илью, она и знакомит.

Это высокий, красивый молодой человек типично еврейской внешности. На нем китель, которые тогда носили железнодорожники. Он стесняется, смущается. Мне как-то всё равно, но я ценю старания Лиды, которая хочет оторвать меня от мрачных мыслей: я поведала ей свою историю.

Илья начинает заходить всё чаще, но уже со своим другом – фельдшером Женей. Собака у хозяина грозная, и они перелезают через забор в безопасном месте.

Из рассказов Ильи узнаю, что он тоже казанец. В городе живут его мать и старшая сестра. Отец недавно умер: пробыл на сталинской каторге десять лет. Илья говорит только о сестре и матери – других разговоров у него нет.

Каждую неделю – с проводником – в казанском поезде отсылает родным посылки – всё, вплоть до соли. Говорит, что в Бугульме она дешевле и лучше. Я удивляюсь, но… так – так так. Однажды просит пойти с ним в бугульминский универмаг и выбрать отрез сестре на платье. Я иду, но случайно обращаю внимание на его брюки: они светятся от проношенности.

Честно говоря, мне с ним скучно. Интересно только со Львом Моисеевичем Адлером – историком нашей школы, который, можно сказать, в Бугульму сослан из Москвы за то, что, вступая на фронте в партию, не указал, что отец репрессирован. Жена Льва Моисеевича – психолог – с ним не поехала.