Здесь всё – правда

До меня дошло, что побывал он и в «салоне» Идки Безбородько. «Салоном» называли дом девчонки, где собирались девки и парни, которым уже нужен был секс. Конечно, выпивали. Помню, как «съездила» ему по физиономии, когда пришел после «салона». Ничего. Съел… Значит, была права.

Я занималась всё рьянее и рьянее по всем предметам. Мне нужна была золотая медаль. А для этого дочь сосланных должна была учиться на голову, даже на две лучше других. И я сидела. Задница была железной…

В новый тысяча девятьсот сорок девятый, провожая с вечера, Серега в первый раз попросил разрешение поцеловать. Я разрешила. Но виделись все реже.

Майор МВД Виноградов, который курировал нас как спецпереселенцев, через Алма-Ату добился для меня разрешения на выезд в Казань – продолжить учебу. Золотую медаль получила. Куски из моего сочинения цитировала областная газета.

В тот, сорок девятый, при золотой медали могла поступить без экзаменов в любой институт. Отец потихоньку просил: в медицинский… Мать молчала. Я была самоуверенна и непреклонна: только на филфак в университет. Дура… Дура набитая.

Настал день отъезда. Сердце сжималось от тоски и боли по родителям и Сереге, но вида не подавала. Мне было семнадцать с половиной лет…

Учеба захватила. И здесь, в университете, должна была учиться только на «отлично», иначе отправили бы домой. Так прямо и сказали на Черном озере в республиканском МВД, куда ходила каждые десять дней на отметку: «Вам, сосланной, советское правительство оказало доверие. Если успехи будут не отличными, вернем домой». Я сидела.

Серега писал часто. Стал складывать стихи. Писал, что и музыку на них сочиняет. Говорил о чувствах, о любви. Я отвечала редко, не давала воли эмоциям. Сжала, скрепила себя в кулак. Иначе не выдержала бы.

У меня были очень красивые косы и хорошая фигура. Большие серые глаза. Мальчишки из группы предлагали прогуляться, ноя, правда вежливо, всем отказывала. Сочли гордячкой.

Весна и лето пятидесятого года. Жду не дождусь каникул. Очень соскучилась по родителям и Сереже. Нужно успеть в город, пока он не уехал сдавать экзамены в институт. Окончил школу хорошо, но без медали, потому придется пыхтеть.

Шестнадцатое июня. Поезд тянется как черепаха. Но вот вокзал и мои дорогие – папа, мама. Сережки нет. Тут же, на вокзале, спрашиваю, где он. Папа отвечает: «Уехал сдавать экзамены. Но не в Казань. В Свердловск. Уехал с матерью». Ноги у меня подкашиваются. Как?.. Почему Свердловск?.. Папа обнимает за плечи, притягивает к себе. В глазах у него слезы.

Уже дома узнаю, что последние месяцы десятого класса Таисия Ильинична, мать Сергея, твердила, что не поедет он в Казань. Серега жаловался моему отцу. Папа даже ходил объясняться к матери Сергея. Но Таисия Ильинична была непреклонна. Сказала, что иначе лишит помощи, а на одну стипендию не проживет. Позже, в письме из Свердловска, Сергей приведет слова матери: «Если поедешь в Казань, поженитесь с Аней, а я не хочу, чтобы эта еврейская девчонка стала твоей женой». А то, что мать этой еврейской девчонки, и сама еврейка, спасла когда-то ее сына, Таисия на минуточку забыла… Ну и, конечно, наша сосланность, а она – депутат Верховного Совета…

Нас оплевали еще раз, нахаркали в душу. Папа ходил поникший, а мама как будто даже была довольна. Много позже объяснила: живя в одном городе, действительно, поженились бы. Ты могла забеременеть, а при нашем подневольном положении это был бы крах.

Переписка с Сергеем прекратилась. Он писал, я не отвечала. Летом, после его первого курса, а моего второго, встретились как чужие. Так продолжалось три года. Время от времени он писал, жаловался на тоску. Однажды ответила коротко: «Сам так захотел…»

Лето пятьдесят четвертого. Я окончила с отличием университет. Распределена в татарский город Бугульму учителем в старшие классы восьмой средней школы. Директор школы Нури Галеевич Галеев говорит: «Не тужи, Анна Александровна. Выдадим замуж за нефтяника. Дадут вам квартиру, а пока поживи, где сняла угол – у хозяев, Бардиных, за печкой».

Весь пятый курс мучилась с желудком. Мама ведет к хирургу Низамаеву. Он тут же ставит диагноз: хронический аппендицит. Нужно немедленно оперировать, а не то может схватить так, что будет поздно.

Иду на операцию. Доктору ассистируют свои же ребята: они перешли на шестой курс Омского мединститута. Шура Шасаитов и Катя Трофимцева. Операцию делают под местным наркозом. Больно, но я прошу показать, что они там отрезали от моих кишок.

Поправляюсь быстро, и Шурка однажды приходит и просит от себя и Сергея, чтобы согласилась поехать в камыши, на озеро, на рыбалку – там хорошо клюёт. Поплывет и Катерина. Соглашаюсь, хотя мама и отец против: шов плохо зажил.

В одной лодке Шура и Катя, в другой – мы с Сергеем. Отплываем в одиннадцать вечера. Сережка гребет мощно, но озеро большое, глубокое и коварное. Набежавший сильный ветер относит нас от камышей к мельнице. Начинаются сильный дождь, молния и гром. Сережка потом, много потом говорит: «Была единственная мысль: просунуть руку в «корзиночку» твоих кос. Утонем – так вместе…»