Плачут старухи, кого-то везут хоронить,Горько рыдая и древнего бога моля.Знают старухи, что если о боге забыть,Всё, что останется — дерево, мясо, земля.Шутка. Старухи смеются. В гробу никого.Ближе, не бойся, куда же ты, ну и дурак.Здесь пустота. Это жертвенный дар для него.Так это было давно и всегда будет так.Утро настало. Старухи исчезли. Весна.Старую песенку снова запел патефон.Женщина рядом, красив её голос, онаШепчет тебе: «Не пугайся, родной, это сон».Ночью сегодня по комнате кто-то ходил.Вижу: смолистые волосы, тонкая бровь.Как же теперь называют тебя, я забыл,Может быть, Анна, Оксана, София, Любовь.Шутит, смеётся: «Поймаешь, я буду твоей».Села, как черная птица на тонкую жердь.Как же тебя, Аэлита, Зима, Лорелей,Может быть, русское женское имя Смерть.Ноябрь 1929 г.
ГОЛУБЬ
Вечер был. Я пил сухое.Очень грустно было мне.Вдруг лишил меня покояЖирный голубь на окне.Он сидел, предвестник ночи,Крошки хлебные клюя.Очень жирный. Грязный очень.Что ему печаль моя?Угнетён тоскою страстной(Чёрт же дёрнул за язык!),Я сказал ему: «Ну здравствуй».Он ответил мне: «Курлык».«Голубь жирный, голубь серый,Голубь страшный и тупой!Ты явился злой химеройИ смеёшься надо мной!Что тебе, тупая птица,Боль, к которой я привык?Может, мне ещё напиться?»Он ответил мне: «Курлык».«Уходи! Меня заелаБесконечная тоска.Я хочу закончить делоПистолетом у виска.Мне под танки бы с гранатой!Мне бы броситься на штык!Как с тоскою мне проклятойСовладать, скажи!» — «Курлык».«Сочинять стихи о смертиТы мешаешь, птица, мне.Посажу тебя на вертелИ поджарю на огне!Я тебе отрежу гузно,Превращу тебя в шашлык!..Боже, голубь. Как мне грустно.Что же делать мне?» — «Курлык».«О, какой же ты безмозглый» —Крикнул я сквозь боль и страх.Он исчез в ночи беззвёзднойИ пропал в иных мирах.Я опять хожу по краю.Это норма. Я привык.Всё изменится. Я знаю.Всё наладится. Курлык.Октябрь 1935 г.