Слушая трескучую болтовню этого странно обновленного Майкла, его плоские вымученные остроты, Сурен вдруг понял, что так и не задаст главный вопрос. Слишком, слишком было важно: имеет ли Донован отношение к системам суперробота на "Дэниэле Буне", улавливающим биоимпульсы? И если имеет - то почему, на каких условиях отдал свое изобретение хозяевам частного планетолета? Отчего промолчал об этом? Друг называется... Нет тааакаоагаоа Майкла Сурен ни о чем подобном не спросит. Потому что - и это ясно заранее - собеседник в Майами заюлит, разразится потоком обтекаемых, ничего не говорящих словес; сведет все на очередную клоунскую шутку, на анекдот... "Да Майкл ли это, право?!" - усомнился на мгновение Акопян...
Но он в самом деле говорил с Майклом. Об этом свидетельствовали и голос, и смех, и любимые словечки, и целый ряд фактов, о которых знали только они двое. Значит, произошло некое страшное изменение. "Что поделаешь, если уж человек продается, то он продается до конца!" - мудро решил Сурен, окончил разговор обоймой улыбок, добрых пожеланий... и отключился.
Бортинженер долго ходил с тяжелым осадком. Но каково же было его "кавказское" негодование, когда Волновой откуда-то выкопал номер флоридской газетенки, где "известный мастер электронно-биологических чудес", "волшебник из Майами" Майкл Донован давал интервью по поводу своих автоматов! В этаком игриво-пренебрежительном тоне "волшебник" упоминал о своем знакомстве с советской делегацией: о том, как "русские, претендующие на равенство с нами в области техники", были "просто ошарашены" разноцветными игрушками павильона ("вели себя, как малыши на ярмарке"), а "бедняга астронавт" Акопян ликовал, случайно выиграв кучу долларов...
Нет, подменили Майкла. Купили? Запугали? Теперь уж вряд ли когда-нибудь удастся узнать...
Но все второстепенные тревоги и заботы отступили перед напряженными буднями подготовки к полету.
...В один из коротких дневных перерывов Акопян пил крепчайший кофе под тентом летнего кафе в Звездном, рядом сидел Брэдшоу. Штурман предпочитал слабый кофе со сбитыми сливками, чем и заслужил от Сурена обвинение в "женственности".
- Э, бросьте! - хрипел Джеймс. У него были не в порядке голосовые связки, однажды при аварии космотанкера надышался испарениями химического топлива. - По-вашему, мужчина только тот, кто хлещет крепкие напитки, курит дешевые "термоядерные" сигареты и отказывается от сладкого? Вам бы родиться в Техасе...
- Шучу, - махнул рукой Сурен. - Сам люблю сладкое. И сигареты курю ароматизированные.
- Забавный вы народ - русские! - посмеиваясь в чашку, сказал Брэдшоу. - И похожи на нас, грешных, и вместе с тем какие-то особенные. Других таких в мире нет.
- Я, собственно, не русский... Я армянин.
- А, это все равно. Россией мы для удобства называем весь ваш союз наций. И в этом тоже ваше сходство с нами, американцами. Великий народ всегда смесь из десятков и сотен малых. Рождается качественно новый сплав! И возникает национальный характер. Советский, американский. Нечто объединяющее...
- А что вы видите особенного в нашем характере? - спросил Акопян, не желая увязать в споре.
- Хм... Как бы это сформулировать? - Штурман на минуту задумался. Прежде всего вам свойственно какое-то беспокойство... искания, что ли? Такое что-то... не очень взрослое, но трогательное и даже достойное восхищения. Фермер, шофер, рабочий - не просто работают по специальности, а выдумывают, фантазируют... Они недовольны самими собой, они хотят все делать лучше и очень обижаются, когда им мешают. Их не удовлетворяет хороший заработок. Нужно еще нечто неуловимое... таинственное!
- Это неуловимое называется - творчество! - решительно сказал Акопян.
- Возможно. Но заметьте, как часто вам не хватает других качеств: собранности, предприимчивости, дисциплины! Какой-нибудь ваш полуграмотный гений мог придумать паровой двигатель или радио, а внедряли изобретение англичане, немцы, французы... Разве не обидно?
"Нет, без спора не обойтись!" - вздохнув, решил Акопян. И сказал, быть может, с излишней категоричностью:
- Обидно, конечно. Но, знаете, в глубине души еще обиднее другое: мы этих немцев и французов прикрывали грудью от всех нашествий, давали возможность мирно жить, внедрять новые изобретения, а они на нас же еще шли войной. И, кстати, при всем при том у нас вырастали отнюдь не "полуграмотные гении", а образованнейшие люди, ученые мирового класса. И через четыре года после самой разрушительной в истории войны мы уже имели свою - начиная с самых первых расчетов, целиком свою! - атомную бомбу. А еще через восемь лет первыми на Земле вышли в космос...