Здравствуй, грусть

- В общем, я, конечно, сильно преувеличиваю. Мы с Анной прекрасно ладим друг с другом. При взаимных уступках...

- Да-да, - сказал он. - Само собой.

Должно быть, он, как и я, подумал, что уступки едва ли будут взаимными и скорее всего их придется делать мне одной.

- Видишь ли, - сказала я, - я ведь отлично понимаю, что Анна всегда права. Она в своей жизни преуспела гораздо больше лас, ее существование гораздо более осмысленно...

У него невольно вырвался протестующий жест, но я продол-жала как ни в чем не бывало:

- ...Пройдет какой-нибудь месяц, два, я полностью усвою взгляды Анны, и наши глупые споры кончатся. Надо просто на-браться терпения.

Он смотрел на меня, явно сбитый с толку. И испуганный - он потерял компаньона для будущих проказ и в какой-то мере терял прошлое.

- Ну, не надо преувеличивать, - слабо возразил он. - Я признаю, что навязывал тебе образ жизни, не совсем подходящий по возрасту ни тебе... гм... ни мне, но наша жизнь вовсе не была бессмысленной или несчастливой... нет. В общем, не так уж нам было грустно или, скажем, неуютно эти два года. Не надо все за-черкивать только потому, что Анна несколько по-иному смотрит на вещи.

- Зачеркивать не надо, но надо поставить крест,-сказала я с убеждением.

- Само собой, - сказал бедняга, и мы сошли вниз. Я без малейшего смущения извинилась перед Анной. Она ска-зала, что это пустяки и причина нашего спора - жара. Мне было весело и безразлично.

Как было условлено, я встретилась с Сирилом в сосновой роще; объяснила ему, что надо делать. Он выслушал меня со смесью страха и восхищения. Потом притянул к себе, но было поздно - пора возвращаться домой. Я сама удивилась тому, как мне трудно расстаться с ним. Если он хотел привязать меня к себе, более прочных уз он не мог бы найти. Мое тело тянулось к его телу, обретало самое себя, расцветало рядом с ним. Я страстно поцеловала его, мне хотелось сделать ему больно, оста-вить какой-то след, чтобы он ни на минуту не забывал обо мне в этот вечер и ночью видел меня во сне. Потому что ночь будет тянуться бесконечно долго без него, без его близости, его умелой нежности, внезапного исступления и долгих ласк.

Глава шестая

На другое утро я пригласила отца прогуляться со мной по до-роге. Мы весело болтали о разных пустяках. Вернуться я пред-ложила через сосновую рощу. Было ровно половина одинна-дцатого-я поспела минута в минуту. Отец шел впереди меня, тропинка была узкая и заросла колючим кустарником, он то и дело раздвигал его, чтобы я не оцарапала себе ноги. Вдруг он остановился, и я поняла, что он их увидел. Я подошла к нему.

Сирил и Эльза спали, лежа на опавшей хвое и являя взгляду все приметы сельской идиллии; они действовали в точности по моей указке, но, когда я увидела их в этой позе, у меня сжалось сердце. Что из того, что Эльза любит отца, а Сирил любит меня, - они оба так хороши собой, оба молоды, и они так близко друг от друга... Я взглянула на отца - он не двигался, впился в них взглядом, неестественно побледнев. Я взяла его под руку.

- Не надо их будить, уйдем.

Он в последний раз посмотрел на Эльзу. На Эльзу, раскинувшуюся на спине, во всей своей молодости и красоте, золотистую, рыжую, с легкой улыбкой на губах - улыбкой юной нимфы, ко-торую наконец-то настигли... Он круто повернулся и быстро за-шагал прочь.

- Вот шлюха,-бормотал он.-Вот шлюха!

- За что ты ее бранишь? Разве она не свободна? - Причем здесь свобода? Тебе что, приятно видеть, как Си-рил спит с ней в обнимку?

-Я его больше не люблю, - сказала я.

- Я тоже не люблю Эльзу, - крикнул он в ярости. - И все равно мне это неприятно. Не забывай, что я - гм... я жил с нею! А это куда хуже...

Мне ли было не знать, что это куда хуже! Наверное, его, как и меня, подмывало броситься к ним, разлучить их, вновь вернуть. себе свою собственность - то, что было твоей собственностью.

- Услышала бы тебя Анна!..

- Что? Анна?.. Конечно, она не поняла бы или была бы шо-кирована, это вполне естественно. Но ты! Ведь ты моя родная дочь. Неужели ты меня перестала понимать, неужели тебя это тоже шокирует?

До чего же мне было легко направлять его мысли. Меня даже немного напугало то, что я так хорошо его знаю.

- Я не шокирована, - сказала я. - Но в конце концов, надо смотреть правде в глаза: у Эльзы память короткая, Сирил ей нравится, она для тебя потеряна. Особенно если вспомнить, как ты с ней обошелся. Такие вещи не прощают...

- Захоти я только... - начал отец, но с испугом осекся.

- Ничего бы у тебя не вышло, - сказала я с убеждением, точно обсуждать его надежды вернуть Эльзу было самым буднич-ным делом.

- Но у меня и в мыслях этого нет, - сказал он, обретая трезвость.

- Еще бы, - ответила я, пожав плечами.

Это пожатье означало: "Бесполезно, бедняжка, ты вышел из игры". Весь обратный путь он молчал. Дома он обнял Анну и, закрыв глаза, несколько мгновений прижимал ее к себе. Удивлен-ная, она подчинилась с улыбкой. Я вышла из комнаты и, сгорая от стыда, прижалась в коридоре к стенке.