Здравствуй, груздь!

— Тогда почему всего две зайки поставили тебя в тупик? Выкладывай, а потом решим, за которую из двух пить.

Федор рассказал все.

— Да ну, старик, в чем проблема? Молоденькая зайка всегда лучше.

— Так-то оно так, но вторая.., меньше всего ей подходит определение «зайка».

— А что, тигрица? Тогда мой тебе совет — сохрани обеих. Дома — зайка, а на стороне тигрица. Полнота ощущений гарантирована.

— Сам же говорил — за двумя зайками…

— Поверь моему опыту, когда две зайки, вполне может появиться третья.

— Да на кой черт мне еще третья? Это ж целый гарем, а я не султан все-таки.

— Ты не понял, Федя. Когда при двух зайках появляется третья, то она уже может оказаться той самой.., единственной. Тогда тех заек побоку — и не упусти единственную. Это, конечно, трудно… Хочется ведь побольше охватить или осеменить…

— Лева, что ты несешь?

— Делюсь с младшим товарищем горьким опытом.

— А в результате живешь бобылем.

— Ну и что? Я еще могу себе позволить двух и даже трех заек.

— Понимаешь, Ангелина — она не зайка…

— Ах ну да, тигрица!

— Да и не тигрица она, а похоже, что она та, единственная…

— Ты с ней еще не спал?

— Нет.

— Тогда ты вообще ничего не можешь знать — зайка она, тигрица или просто маринованная селедка.

— Лева!

— Это только предположение, не более того, и потом, ничего плохого в маринованной селедке я лично не вижу. Главное, чтоб не клуша. Вот клуша — это не мое.

— Но что же мне все-таки делать?

— Просишь у меня совета?

— Могу себе представить, что ты посоветуешь, но все-таки прошу.

— Трахни незнайку. Может, все как рукой снимет.

— А если нет?

— Если нет, тогда и будем думать. Если тебе негде ее трахнуть, приводи сюда. Я предоставлю тебе такую возможность.

— Незачем. Она живет одна.

— Отлично. Тогда приводи свою зайку. Я посмотрю на нее непредвзято. У меня глаз-алмаз. Хуже всего для нашего брата, когда под внешностью зайки скрывается какое-нибудь другое животное. Лиса, например, или еще хуже — гиена.

Лев Михайлович долго теоретизировал по поводу заек, затем разговор незаметно перешел на политику, а потом оба уснули. Федор в кресле, а хозяин на неудобной, узенькой кушетке…

Проснулся Федор оттого, что в кармане вибрировал и надрывался мобильник.

— Федя, ты где? Я же волнуюсь, ты знаешь, который час?

— Мака? Здравствуй, зайка!

— Федечка, ты пьяный?

— Да мы тут с другом…

— С каким другом?

— С Левой.., мы тут выпили, извини, бывает, я сейчас приеду.

— Нет, Федя, не надо!

— Что значит — не надо? — вскинулся он.

— Нет, то есть надо, но не садись за руль, возьми лучше такси.

— Ах, все-таки надо? Слушай, Мака, ты что, с Дусей поссорилась?

— Господи, нет, с чего ты взял?

— Нет? Я, вероятно, что-то спутал… Я выпил. Но сейчас и вправду возьму такси и приеду. Зайка!

— Приезжай скорее, и не надо называть меня зайкой.

— Хорошо, не буду. Ну пока, до встречи!

Лев Михайлович спал крепким сном. Федор тихонько вышел из мастерской, спустился на несколько ступенек и вызвал лифт. В лифте воняло кошками.

Проехав два этажа вниз, лифт вдруг остановился, двери разошлись, и он увидел перед собой Ангелину.

Но решил, что это ему снится.

— Федор Васильевич?

— Это вы? — почти протрезвел он.

— Неожиданная встреча! — как-то криво улыбнулась она.

— Да уж… Что вы здесь делаете?

— Я была у подруги.

— Какое совпадение! А я у друга, Левушку Тверитинова знаете?

— Нет.

— Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, все в порядке. Федор Васильевич, вы намерены сесть за руль в таком состоянии? — спросила она, когда они вышли на улицу.

— Ерунда!

— Возьмите лучше такси!

— Глупости, я в норме, прекрасно доеду.

— Нет уж, услуга за услугу, я вас довезу, садитесь.

— И куда вы намерены меня везти?

— Домой, надо полагать.

— А где мой дом? Моего дома нет больше, там разруха… Ремонт…

— Вы, вероятно, сейчас живете у Маки?

— Ах ну да… Живу… У Маки… Знаете что, отвезите меня лучше к себе домой.

— Это еще зачем?

— Хочется.

— Ну мало ли кому чего хочется!

— А чего хочется вам?

— Спать. Мне хочется спать.

— Со мной?

— Да нет, просто спать, без вас, — засмеялась она.

— Послушайте, вы прелесть! Вы так это мило сказали.., вы, наверное, добрая, несмотря на внешнюю суровость… Другая на вашем месте либо развопилась бы, что я нахал и оскорбляю ее, или, наоборот, уже лезла бы ко мне в штаны. А вы…

Она засмеялась. Смех был хрипловатый и до ужаса сексуальный.

— Подобное предположение говорит о вашем, уж простите меня, дурном вкусе. С какими женщинами вам приходилось иметь дело?

— Ну вообще-то с разными, но… Между прочим Владя всегда твердил, что у меня плохой вкус и что я ничего не понимаю в женщинах. И теперь я убедился, что он прав. Но не совсем. Вот влюбился же я в вас.

— Федор Васильевич, мне неприятно это слышать.

— Почему неприятно?

— Потому что мне небезразлична судьба Маки.

Она не заслуживает такого отношения.

— Да какое отношение? Я прекрасно к ней отношусь! Думаете, почему я надрался? Потому что моя сестра попыталась говорить гадости о Маке, а я не позволил, и в результате поссорился с сестрой. Но я же не виноват, что сразу не разглядел вас, и, между прочим, во всем виновата ваша треклятая сережка!