Здравствуй, нежность

Мать держала меня в неведении относительно той истории с полицейскими, так что о ней я узнал намного позднее, из третьих уст: волею случая и усилиями мотоциклистов мать была спасена буквально в самый последний момент. Поэтому ее далеко нелестные суждения о полиции могут показаться несколько несправедливыми. Но я могу предположить, что стычка с блюстителем порядка в туннеле Сен-Клу (случившаяся пять или шесть лет спустя) вполне может послужить объяснением этой враждебности. Теперь я лучше понимаю тот страх, который она испытывала, когда в возрасте пяти-семи лет я отвечал, кем хочу стать в будущем. Дело в том, что тогда в моей короткой жизни не было ничего более удивительного, чем рев моторов полицейских «БМВ» в сочетании с пронзительным завыванием сирены. Да-да, я действительно хотел стать мотоциклистом Национальной полиции. Впрочем, тогда я довольно быстро осознал, что мои планы на будущее обречены на провал. Каждый раз, когда я отвечал на вопрос: «Кем ты хочешь стать?», мать ждала, пока нас оставят одних, и с самым серьезным видом говорила мне: «Дени, ты можешь быть кем угодно, но ты никогда не станешь полицейским. Это исключено!» Эти неоднократные предупреждения она произносила с особой торжественностью, я бы даже сказал, напускной важностью, совершенно ей не свойственной. Но поскольку я чувствовал, что мать относится к этой теме чрезвычайно серьезно, а также потому, что я прежде всего хотел ей угодить, мне пришлось отказаться от моей детской затеи.

Лечение и многочисленные травмы приносили ей в госпитале невообразимые страдания. Иногда боль была настолько сильной, что врачи прописали ей новый тип морфина «R 875», или пальфий, который был в пять раз сильнее, чем предшествующий ему аналог. Это вещество было синтезировано в 1950 году бельгийским ученым Полем Янсеном и быстро зарекомендовало себя как эффективный анальгетик. О жутких последствиях его употребления тогда еще никто не знал. После почти двух месяцев лечения этим наркотиком мать уже не смогла от него отказаться. Зависимость оказалась настолько сильна, что ей пришлось употреблять его всю оставшуюся жизнь.

Не успела она выписаться из клиники в Нейи, как ей пришлось лечь в госпиталь Гарша для прохождения курса лечения от последствий употребления пальфия. Ей предстояло каждый день постепенно уменьшать дозу — только так она могла избавиться от пагубного влияния наркотика. «Эта изнурительная тошнотворная борьба научила меня уважать себя, чего раньше со мной никогда не случалось». Во время этого лечения она начала вести дневник, который будет опубликован семь лет спустя в издательстве «Жюльяр» под названием «Токсик». Принимая во внимание скромность и сдержанность моей матери, я полагаю, этот дневник был для нее отдушиной, маяком в борьбе с демонами безумия, которые, как ей мнилось, подстерегали ее за каждой дверью больницы. Но это был и своеобразный писательский проект, который она хотела передать издателю после завершения своего лечения. Сама она так говорила об этом: «Уж лучше я буду писать повесть, чем издеваться над самой собой».[14] По чистой случайности, но по совету Рене Жюльяра текст прочитал близкий друг издателя Бернар Бюффе. Именно он высказал идею сделать из повести целую книгу, то есть, по сути, стал ее соавтором. Книга «Токсик» вышла в свет в 1964 году тиражом четыре тысячи экземпляров, однако событие это прошло тихо и малозаметно.

Мы с матерью никогда всерьез не заговаривали о наркотиках, поскольку считали подобные темы бессмысленными. Она знала наверняка, что я знал о ее зависимости — что она должна была мне сказать? К тому же мне казалось, что зависимость — это страшное, но вместе с тем совершенно простое явление: она должна была с ней жить, таскать ее за собой, как на веревке. Пытаясь от нее отдалиться, мать чувствовала себя прескверно — возвращение же к наркотикам прочило ей ад и смерть. Это и было главным. Так что по данному вопросу для меня не существовало ровным счетом ничего нового, во всяком случае, ничего, что показалось бы мне неприятным или отталкивающим.

В те дни, когда мать болела и была так несчастна, что порой даже отправляла всех на улицу и требовала, чтобы врач поскорее сделал ей успокаивающий укол — в те дни я все хотел понять причину ее боли и страданий, из-за которых потрясающая сила и выдающийся ум стали вдруг бесполезными и неуклюжими.