Здравствуй, папочка Мороз!

Сам пока ничего не мог понять в том, что творилось, но появилось желание разобраться в вопросе «от и до». Особенно в части того, какие чувства вызывает у Вьюгиной наличие рядом со мной другой женщины.

– Лаймаааа, – чуть нараспев произнесла Снежана. – Отлично. Но я о другом.

Не успел я поставить селедку на стол, как мать моего ребенка сгрузила мне на руки еще и салатник с оливье.

– Идем ставить все на стол. Скоро речь и куранты. Митя их очень ждет.

Она попыталась двинуться к двери с бутербродами наперевес, но я преградил ей дорогу.

– О другом – это о чем? – потребовал ответа, давая понять своим тоном, что никуда она не пойдет, пока не ответит на вопрос.

– О том, что я не знаю, как все объяснить сыну, когда мы скажем ему, что ты его отец, и окажется, что у тебя будет другая жена!

О… понятно. Даже более чем. Но я пока если и задумывался об этом, то совсем в ином контексте.

– Мы… мы… – начал я, но Снежана, быстро взглянув на часы, буквально вскричала:

– Скорее! Вот-вот Новый год!

И мы помчались в комнату, в которой нас ждал Митя, едва не снося все на своем пути звоном салатников и тарелок.

Впереди у нас был один из самых важных разговоров моей жизни, когда нам предстояло сообщить моему сыну, кто же на самом деле его папа. Ну а дальше… а дальше проблемы я предпочитал решать по мере их поступления. Правда, не мог не признаться сам себе – поступлений случилось с избытком. Впрочем, сейчас стоило сосредоточиться на том, что нас ожидало с минуты на минуту.

На празднике.

Когда куранты отбили двенадцать раз и мы с Мельниковым под шампанское, а Митя – под лимонад, выслушали речь президента, я ощутила, что начинаю нервничать. Потому что настало время самого главного подарка для сына, но как он на него отреагирует – я не представляла.

Впрочем, неделю назад я вообще не могла вообразить, что когда-либо увижу вновь своего бывшего босса! И что он окажется отцом моего ребенка. И что на Новый год мы будем сидеть в моей квартире и чокаться бокалами, как какая-нибудь самая обычная семья. Вот только все это было иллюзией. Одна ночь, пусть и самая волшебная в году, не отменяет суровой реальности. Той, в которой у нас с Мельниковым по-прежнему ничего не могло быть. Да, наверно, и не нужно.

– Мамочка, мы можем открывать подарки? – с предвкушением в глазах поинтересовался Митя и я поняла – пора.

Сын ничего не спросил о том, почему Мельников в эту ночь был с нами. Наверно, решил для себя, что уже дал мне на это разрешение и теперь воспринимал присутствие этого мужчины в доме как нечто должное. И такая реакция Мити вызывала невольную улыбку.

Но теперь нужно было сказать ему правду. И хотелось верить, что это сделает его по-настоящему счастливым.

Сердце заколотилось как бешеное и, чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох и быстро, пока в голову не полезли лишние мысли, выпалила:

– Подожди, солнышко.

Митя нахмурился, непонимающе глядя на меня, и я решительно продолжила:

– Помнишь, о чем ты просил деда Мороза на утреннике?

Сын с обидой закусил губу – видимо, чтобы та не дрожала, выдавая его расстройство, и после паузы ответил:

– Не хочу о нем вспоминать! Он обманщик!

Краем глаза я заметила, как Мельников после этого заявления возмущенно взметнул вверх бровь. Ну а какой еще характеристики он, интересно, ожидал?

– Это не так, – сказала мягко сыну. – Деду Морозу понадобилось время, чтобы выполнить твою просьбу. И сегодня, в новогоднюю ночь… он прислал тебе папу.

Я бросила взгляд на Мельникова, предлагая ему продолжить. Бывший босс внешне казался абсолютно невозмутимым, но когда заговорил… от хрипотцы в голосе, выдающей его волнение, дрогнуло сердце.

– Митя, я – твой папа, – произнес он размеренно, словно давал тем самым сыну возможность осознать сказанное.

Переведя взгляд на Митю, я обнаружила, что вместо ожидаемой радости он стал еще смурнее.

– Вы это все придумали, да? – спросил он, и я заметила, как снова дернулся огорченно его подбородок.

– Нет! – отреагировала быстро. – Это правда. Твой папа нашел нас… то есть тебя.

Митя несколько мгновений переводил взгляд с меня на Мельникова и обратно, потом уточнил с надеждой:

– Честно-честно?

– Честно-честно, – серьезно кивнул в ответ Мельников.

– И ты больше не уедешь? – снова спросил Митя, делая к нему осторожный шаг.

– Ни за что, – ответил бывший босс так торжественно, будто давал клятву под присягой.

И тогда сын наконец бросился ему на шею, обвил маленькими ручками, и я заметила, как дрогнули его плечи. Наверно, плакал, но даже сейчас старался этого не показать, пряча лицо на широкой груди отца.

– Я так рад, что ты теперь будешь жить с нами! – с блеском в глазах произнес сын, когда целую минуту спустя разжал объятия.

Мы с Мельниковым переглянулись. Собрав волю в кулак, я твердо сказала:

– Милый, к сожалению, папа не сможет с нами жить. Но он будет часто приходить в гости.

Вот и все. Я сказала так, как есть. Возможно, совсем не вовремя, но чем раньше сын узнает правду – тем раньше сумеет с ней примириться.

– Но почему? – растерянно спросил Митя, и от разочарования на его лице захотелось заплакать.