Лайма гордо вскинула подбородок и отвернулась. Я же терпеливо ждал, прикидывая в уме, как именно добывать правду. Но так же мысленно ликуя – значит, у Снежи действительно была причина мне отказать!
– О жизни Лени… – наконец прошептала Лайма. – Он умирает!
Тьфу ты, ну ты! Так-так… И что это вообще за театр двух актеров? Значит, Сашка была права… эти двое придумали душещипательную историю, а Вьюгина им поверила! И почему, черт бы все побрал, не рассказала мне? Впрочем, об этом после.
– С чего ты это взяла? – насмешливо уточнил у Лаймы, ни на грош ей не веря.
– Он сам мне это сказал! Сказал, когда отвозил меня домой, куда ты нас и отправил, как помнишь!
О, да! Это я помнил от и до. И еще тот факт, что бывшая невестушка тогда была, мягко говоря, под шафе. Значит, потом они поехали куда-то, наклюкались и изобрели план «перехват». Вот до чего алкоголь доводит!
– Так и сказал? – не удержавшись, невесело рассмеялся я. – Лайма, я умираю?
Она закатила глаза, потом тяжело вздохнула.
– Ты такой черствый, Павел! Да! Он так и сказал! – Лайма прищурилась и выдала: – Лайма, я умираю…
Ее глаза расширились, тонкие пальцы зажали пухлый рот. Она ошарашенно уставилась на меня, я – вцепился взглядом в лицо бывшей.
– Ну?! – потребовал я продолжения.
– Я умираю… от любви к ней…
Что же блин за стадо баранов кругом, а? Дальше все было яснее ясного, но я предпочитал услышать все из первоисточника, который во время той поездки был переполнен зеленым змием. Да так, что придумал себе черт-те что.
– Ты сказала об этом Снежане… но она тебя не так поняла.
– Павел!
Лайма бросилась ко мне, схватила за руку и посмотрела снизу-вверх умоляющим взглядом. И я, впервые за долгое время, видел, что она искренна.
– Я сказала Снежане, что Леня умирает… но не сказала, отчего!
– Ясно.
Пожалуй, это короткое слово за сегодня стало моим девизом. Высвободившись, я направился к выходу из квартиры. Лайма устремилась за мной.
– Подожди меня! Я сейчас оденусь и мы вместе поедем к Снежане! Я все ей объясню! Я скажу, что это я не расслышала! – затараторила она.
– Не нужно, – отрезал я, оборачиваясь на пороге. – Больше не лезь в это все. Поняла? И перестань слушать сопли-слюни мужиков, которые они льют тебе в пьяные уши.
Через десять минут я ехал домой. Мне предстояло очень многое обдумать. Пока не знал, что стану делать дальше, но поразмышлять обо всем желалось.
А уже завтра, на трезвую голову, решу, чего хочу.
Или – чего не хочу.
На следующий день телефон пришлось отключить с самого утра. Он разрывался звонками любопытствующих, которые прямо с рассвета поставили себе цель – разузнать, на ком же женится Мельников Павел. Папарацци не подвела, да я в ней и не сомневался.
Впрочем, об этом я думал в самую последнюю очередь. Все мои мысли были поглощены решением важного вопроса. Почему вдруг на меня накатывает совершенно идиотское желание не говорить ни о чем Снежане? Не рассказывать ей, что Леня если и умирает, так вовсе не от того, что она там себе уже напридумывала. Просто оставить все, как есть. Ведь я же не был девицей на выданье, способной обиженно дуть губы, не так ли? Не был.
Так какого хрена именно обиду и чувствовал? Неужели Снежана была готова, толком не разобравшись, положить на алтарь чужой жизни счастье сразу троих людей, включая свое собственное? Что это, мать за перемать такая жертвенность?
Я откинул от себя переломавшийся в пальцах карандаш и сделал дыхательную гимнастику. Успокоился. Приказал себе мыслить здраво, раз уж все еще оставался единственным оплотом разумности.
«Женщины… они не всегда понятны, сынок. Порой кажется, что у них мозг устроен совсем по-другому. Они импульсивны, часто действуют на эмоциях. Но без них было бы пресно», – вспомнились слова отца.
О, да. Мне было со Снежаной как угодно, но только не пресно. И сейчас, если она так и будет пребывать в заблуждении относительно «умирающего» Лени, а я стану дуться в стороне – мы придем к окончательному краху.
Хотя, Сашка бы наверняка предложила дождаться свадьбы Вьюгиной и Лени (почему-то не сомневался, что она будет), выкрасть невесту и делов. Но я уже принял решение, как поступлю дальше.
Окончательно выдохнув весь тот негатив, что был внутри, я открыл ноутбук и принялся за работу.
Дверь в квартиру Снежаны оказалась приоткрытой… Я даже замер, подняв руку, чтобы нажать кнопку звонка и обнаружить свое присутствие, когда услышал Ленино:
– Снежка… ты меня с ума сведешь!
Сцепил зубы, но остался стоять на месте. Как быстро же они перешли к сумасведению!
– Лень… прости. Я просто поняла сегодня, что все это неправильно, – вдруг раздался приглушенный голос Снежаны, в каждый оттенок которого я вслушивался так, как ни во что и никогда до этого момента.
– Но ты же сама мне сказала, что хочешь со мной быть!
– Я и хочу! Я буду рядом… пока, ну… В общем, буду рядом до конца! Но только… как друг.
Установилось молчание. Я медленно выдыхал, чувствуя в груди такое облегчение, что казалось, будто с меня свалилась бетонная плита. Что там творилось в квартире Вьюгиной – не представлял. Но уж точно не всяческий разврат.