Здравствуй, племя младое, незнакомое!

Двор слыл опасным. Ребята, что жили в нем, на Крымской площади или на Зубовском бульваре появлялись редко и верховодили у себя, в Теплом переулке. Говорили, что вожаком у них какой-то блатной с золотой фиксой, что несколько раз он уже сидел, и вообще, лучше держаться от этой компании подальше. Мы и держались, но появилась Раечка, Славка обрел на нее – хотя бы в нашем дворе – определенное право и вот пошел ее провожать. В последний раз.

Выждав некоторое время, мы двинулись за ним, зная про нехорошую славу двора, куда он сейчас направлялся.

Раечка со Славкой почти уже дошли до одного из домишек во дворе церкви, когда из густой тени акаций, жимолости неспешно вышли навстречу им четверо. Мы, только-только входившие в чугунные ворота двора, прибавили шагу. Приблизились. Напротив Славки (Рая тут же юркнула в дверь дома) стояли явно местные. Это было видно сразу: они подходили очень уверенно, не спеша и словно играли, дразнили Славку, наслаждаясь явным силовым перевесом. К чему тут спешить. Один из них был с фиксой – она тускло блеснула, когда он заговорил.

– Что, мальчик, заблудился? – вкрадчиво спросил он. – Дорогу показать?

Славка молчал. Он стоял к нам спиной и видел только этих четверых, не зная, что мы готовы прийти на помощь.

– Язык проглотил? – участливо и ласково спросил тот, с фиксой. – Когда с Раечкой шел, он у тебя вроде на месте был – слышали, как ты заливался. Ты что же, не знаешь, что с чужими девочками ходить – приключений на свою жопу искать? Хотя бы с нами заранее поговорил для приличия, познакомился. Нехорошо, мальчик. Придется поучить.

– Четверо на одного? – глухо спросил Славка, и все мы сделали шаг вперед.

– Зачем же? – усмехнулся фиксатый. – Я один с тобой поиграю, а твои корешки, да и мои тоже, в сторонку пока отойдут.

Славка обернулся, увидел нас, выставил ладонь щитком: не надо, мол, я сам, один на один.

Они сошлись в освещенном пятачке под единственным во дворе фонарем. Какое-то время настороженно кружились друг против друга, потом Славка бросился вперед. Он несколько раз доставал фиксатого правой, но все как-то смазанно – тот умело, ловко уклонялся, подныривал, уходил в сторону. Потом вдруг рванулся, почти прилип к Славке и резко, коротко ударил под дых. Славка согнулся, и тогда фиксатый, схватив его двумя руками за ворот рубашки, рванув вниз, хрястко ударил коленом в лицо. Славка упал, и тут же эти четверо мгновенно исчезли, растворились в темени вечерних кустов, как и не было их.

К счастью, он только бровь ему рассек, нос чудом остался не сломанным, хоть и был сильно разбит, и Славка всю рубашку залил кровью, пока мы вели его домой. Он шел, отплевывался и бормотал:

– Ничего, еще встретимся, еще не вечер.

Все наши резоны, уговоры не достигали его, как мы ни старались. «Буду ходить с ней – и точка».

Так и покатилось дальше. Раечка появлялась у нас на танцах, Славка не отпускал ее от себя целый вечер, упрямо шел провожать и возвращался в наш двор жестоко, умело избитым.

Однажды я случайно услышал разговор меж ним и Раечкой. Славка снова подошел пригласить ее, а я как раз стоял неподалеку, курил, слушал Валькину радиолу, глядел на танцующих.

– Не надо, Слава, – услышал я Раечкин голос. – Отпусти меня, не надо больше.

– Что – не надо? – вскинулся Славка, и лицо его, в свежих, недавних синяках резко побледнело.

– Ничего не надо. Танцевать со мной не надо, провожать не надо. Вон сколько кругом девчонок, что ты ко мне одной пристал!

– А мне больше никто не нужен, – тихо сказал Славка и опустил голову.

– А мне... А я... я больше так не могу! Я не люблю тебя!

Раечка метнулась в нашу арку, выбежала на Зубовский.

Славка остался стоять, оглушенный, а я, возмущенный до глубины души, бросился вслед за Раечкой. Она шла быстро, почти бежала, и я смог догнать ее только около Крымской площади. Догнал, тронул за плечо. Она резко обернулась – лицо ее горело, дергалось, в серых глазах стояли слезы.

– Ты что же это?... Как же ты можешь. Он из-за тебя дерется почти каждый вечер, в синяках весь, а ты...

– Что я? – возмущенно и горько откликнулась Раечка. Слезы вдруг хлынули, закапали на голубое, такое знакомое платье, оставляя на нем темные расплывающиеся пятнышки. – Что – я?... Что я могу, что должна сделать? Смотреть, как его избивают, уродуют в нашем дворе, пальцы себе кусать, чтобы не закричать, что еще?... Может, Фиксу попросить, чтобы он его не трогал больше, в покое оставил? Так он ведь запросит дорого, а потом обманет все равно, я его знаю. Он убьет его когда-нибудь! – Раечка бегом, натыкаясь на прохожих, кинулась к Чудовке.

Она напророчила. Через неделю Славка снова увязался ее провожать и не вернулся в наш двор. Драка, конечно, была снова, и Фикса ударил его ножом. То ли ему надоели эти регулярные стычки, то ли он просто наконец решил раз и навсегда показать, кто единственный хозяин в их прицерковном дворе, чтобы пришлым чужакам было впредь неповадно. А может, ему вообще было ткнуть ножом – как другому сплюнуть. Пойди пойми теперь!