Здравствуй, сестра!

— Ты очень ошибаешься, Лиза! — сердито сказал профессор. — Любовь — это совсем не то, что ты думаешь. Но я не знаю, как рассказать о ней юным девушкам. Говоря о любви, вы думаете о поклонниках, о замужестве, о детях… Словом, о практической стороне любви. Но у любви есть и другая сторона, духовная. Когда ты точно знаешь, что вот в этом человеке — твое сердце, и так будет всегда.

Девушки притихли. Они никак не ожидали подобных речей от Петра Ивановича, которого можно было заподозрить в пылкой страсти разве только к бифштексам.

— Тебе, конечно, виднее, — после паузы сказала Лиза. — Но я надеюсь, что мое сердце останется при мне.

— Что ж, попробуй, — разрешил ее отец.

А Элеонора подумала: как же верно выразился Архангельский! Ее сердце в Ланском, и сама она уже себе не принадлежит. Если бы они могли пожениться, это было бы величайшим счастьем, которое только возможно в жизни человеческой!

У Ланского нет денег? Это не важно. Он — офицер, а Элеонора скоро получит специальность и будет работать. Многие не имеют большого дохода, но устраиваются. Вот, например, Александра Ивановна. Или тот же Воинов. Нет, бедность нисколько не пугала Элеонору…

«Дело за малым, — насмешливо сказала она себе. — Осталось дождаться, когда Ланской сделает предложение».

* * *

Ксения Михайловна встречала их около свежевыкрашенных ворот дачи. Она придирчиво оглядела девушек, выходящих из авто, и с подчеркнутым ужасом спросила:

— Что это на вас надето? Совершенно неприличные наряды. Я не могу оскорбить Зинаиду Ивановну подозрением, что она разрешила вам щеголять в таких платьях.

— Да, она еще спала, когда мы выехали, — нашлась Элеонора.

— Петр Иванович, заметьте, что я пригласила вашу родственницу пожить у нас не для того, чтобы она спала до полудня.

— Мама, дай нам хоть в дом войти, — со вздохом попросила Лиза.

— Входите. Но как же ужасно вы обе выглядите! Как кокотки! Не знаю, что там думает Зинаида Ивановна!

— Мамуля, я не могу, в свою очередь, оскорбить тебя подозрением, что ты можешь относиться к сестре своего мужа не как к близкой родственнице, а как к прислуге.

Элеонора уже знала, что только Лизе иногда удается находить доводы, способные убедить абсолютно невосприимчивую к логике Ксению Михайловну.

* * *

Дача Архангельских представляла собой небольшой уютный двухэтажный дом с мансардой и летней кухней. Дом окружал сад, в котором кое-где были разбиты цветники.

В этом дачном сезоне в моде было цветоводство. Почтенные дачницы, матери семейств, самозабвенно копались в земле, не обращая внимания на то, как они выглядят в старых юбках и мятых соломенных шляпах. После праведных трудов дамы ходили друг к другу в гости, осматривая достижения и делясь секретами. Чтобы не выпасть из общества, Ксении Михайловне тоже пришлось заняться выращиванием цветов, хотя никакой тяги к этому занятию она не испытывала, как, впрочем, и ее сестра Елена Михайловна. Необходимость работать в саду раздражала обеих, но отстать от других дам было невозможно. Сейчас сестры с нетерпением смотрели на девушек, освежающихся с дороги.

— Отдохнули? — первой не выдержала Ксения Михайловна. — А теперь переодевайтесь, и в сад. Я покажу, что надо делать.

Элеонора с Лизой переглянулись. Элеонора вспомнила, что живет у Архангельских из милости и в ее положении отказываться неприлично. Возможно, угадав эти мысли, Лиза обреченно вздохнула и тоже отправилась переодеваться.

Одетые в старые платья Ксении Михайловны, девушки разбивали клумбы под пионы. Элеонора, следуя неписаному правилу смолянок, все делала добросовестно: и копала, и рыхлила, и выдергивала корни сорняков. Лиза подобным усердием не отличалась. Она вяло ковыряла землю лопатой и бубнила:

— Кажется, крепостное право уже давно отменили. Да не старайся ты так, а то до ночи провозимся.

— Если я взялась за это, то хочу, чтобы у меня получилось красиво.

— Послушай, с твоими принципами мы сегодня даже искупаться не успеем!

— Я тоже хочу купаться, поэтому не жалуйся, а помогай мне! — Элеонора все еще злилась на Лизу из-за разговора про любовь.

— А ты, оказывается, строгая. — Лиза удивленно вскинула брови. — Это в тебе наследственность сказывается. Всем женщинам нашей семьи всегда хочется держать ситуацию под контролем. В возрасте моей маман ты, пожалуй, ничем не будешь отличаться от нее.

— Перестань осуждать ее, Лиза. Возможно, у Ксении Михайловны не идеальный характер. Но ты не станешь счастливее, относясь к ней таким образом…

— О-ой, — протянула Лиза и достала откуда-то папиросы.

Воровато озираясь, она спряталась под кустом черной смородины и закурила, обдумывая слова Элеоноры. Потом быстро закопала окурок и снова взялась за лопату.

— Мне не нужна эта клумба, — пробурчала она. — Но что уж тут говорить, давай попробуем сделать ее красивой…

— Елизавета Петровна! — прозвучало в этот момент из-за забора, и Элеонора едва не уронила лопату себе на ногу. Ее сердце застучало так, словно готово было вырваться из груди. Она узнала голос Ланского.