Здравствуй, сестра!

Элеонора старалась изо всех сил. Ни одной секунды Архангельскому не пришлось ждать с протянутой рукой. Ни разу не пришлось ему назвать инструмент, который он хотел получить. Иглодержатели Элеонора заряжала именно так, как ему нравилось. Словом, она справлялась не хуже Титовой, однако Петру Ивановичу определенно требовалось на ком-нибудь сорваться.

— Как вы держите крючки? — орал он на бедного курсанта. — Вы на операции ассистируете, друг мой, а не в кабаке находитесь.

— А вы что раскорячили мне брыжейку? — обращался он к Воинову. — Откуда у вас руки растут, позвольте спросить?

— Я думаю… — начинал Воинов.

— Вы здесь не для того, чтобы думать. Ваша задача — не мешать хирургу оперировать! — обрывал его вконец распоясавшийся Петр Иванович.

Элеонора очень боялась совершить неверное действие, ведь тогда дядя обратит фонтан эмоций в ее сторону. Что же случилось с обычно сдержанным Петром Ивановичем?

Ответ на этот вопрос она получила сразу после операции, когда Архангельский остановил ее, чтобы извиниться за свою резкость:

— Знаешь, я так привык работать с Александрой Ивановной, что совершенно зверею, если мне подает кто-то другой. На самом деле ты хорошо работала, молодец.

* * *

А Воинов после операции нырнул в кабинетик Титовой и бессильно упал на диван. Вздохнув, Элеонора взяла свои вещи и опять пошла переодеваться в моечную. Александра Ивановна, успевшая за время операции поспать, пообещала сама присмотреть за уборкой и отпустила Элеонору пораньше.

Элеонора услышала из моечной, как Титова вошла в операционную и принялась разбирать инструменты. Потом раздался стук двери, а вслед за ним голос директора Клинического института барона Шварцвальда:

— Здравствуйте, Александра Ивановна! Насилу вас отыскал.

— И вправду удивительно, что старшая сестра операционного отделения обнаружилась в операционной, а не в кабинете физиотерапии! — ядовито ответила Титова, и Элеонора в своем укрытии остолбенела от ее тона.

Барон, в прошлом боевой генерал, выйдя в отставку, перечислил на развитие института изрядную часть своего состояния и взял на себя руководство учреждением.

Он считался блестящим светским львом и в свои сорок пять был еще очень красив. В его лице светилась внутренняя сила, а его заслуги перед обществом признавались всеми.

Было странно, что барон так запросто пришел в операционную после рабочего дня. А уж то, как отвечала ему Титова, вообще не лезло ни в какие ворота. Но дальнейший диалог вверг Элеонору в еще большее изумление.

— Чем ты занималась сегодня ночью? — грозно спросил барон.

— Оперировала с Воиновым. Его вызвали, а он уж послал за мной.

— Почему же за тобой? И почему вызвали его? Ты лжешь мне.

— Как вам угодно, — спокойно отвечала Александра Ивановна.

— Я хочу услышать правду!

— Я и сказала правду. Сходи в послеоперационную палату и взгляни на мальчика.

«Боже мой, она обращается к барону на ты!» — ужаснулась Элеонора. Она торопилась одеться, чтобы поскорее выйти из моечной и не подслушивать.

— Ты можешь показать мне сколько угодно мальчиков, но это никак не объясняет того, что вы оба пьяны! — закричал барон. — Ты бросила детей, а сама всю ночь прогуляла с этим развратником!

— Ты не имеешь права упрекать меня в том, что я бросила наших детей, — тихо сказала Александра Ивановна. — Это нечестно.

«О Боже, Боже! Да что же это такое?» — Теперь выйти из укрытия было абсолютно невозможно. Элеонора не могла допустить, чтобы барон и Александра Ивановна узнали, что она посвящена в их тайну.

— Неужели ты не видишь, что такое этот Воинов! — продолжал кричать барон. — Ему же все равно, с кем грешить! Это абсолютно безнравственный человек, а ты с радостью готова пополнить легион соблазненных им женщин. Зачем ты себя унижаешь?

— Это ты унижаешь меня! А с Воиновым мы только работали.

— Не верю.

— Ну и не верь. — По голосу было слышно, что Титова улыбается. — Только не сердись, пожалуйста, я же люблю тебя.

— Но почему он послал именно за тобой? — продолжал допытываться барон.

— Потому что хотел наилучшим образом провести сложную операцию, а у нас только я и Элеонора — сестры высокого класса. Не за ней же было посылать.

— А почему другие сестры хуже?

— Они довольны тем, что умеют, и не стремятся стать лучше. Они вполне справляются со стандартными операциями, но в критических случаях лучше, чтобы в операции принимал участие человек, у которого есть голова на плечах.

— Ты даже готова очернить подчиненных тебе сестер, лишь бы оправдаться, — с досадой произнес барон.

— Ну как, как мне объяснить тебе, что мы только работали?!

— А почему тогда Воинов пьян как сапожник?

— После операции он выпил…

— И ты вместе с ним! А там уж вы и в постель легли, да?

— Я не пила. Прошу тебя, не сердись. Не нужно.

— Ты чувствуешь свою вину? Боишься, что я накажу тебя?

— Нет, я ничего не боюсь, ты знаешь. Просто мне больно смотреть, как ты зря терзаешь себя. Я хочу, чтобы ты был уверен во мне.

Послышались шаги и гневное сопение.

— Не трогай меня! — наконец раздался голос барона.