Здравствуй, сестра!

После долгих споров малышку решено было крестить Ксенией, в честь бабушки. На крестины пришлось ехать в Лондон, где был православный приход. Крестными родителями стали граф Ростоцкий и Зинаида Ивановна. В качестве подарка крестной дочери Ростоцкий открыл на ее имя счет в банке и положил туда немалую сумму. Во время крестин девочка спокойно спала на руках графа и проснулась лишь когда запели «Верую».

Ксюша вообще была спокойным ребенком. По ночам она почти не просыпалась, да и днем плакала редко.

Лиза не могла налюбоваться на свое сокровище. Она сама кормила девочку грудью и не нуждалась ни в кормилице, ни в няне. К тому же Зинаида Ивановна всегда готова была прийти на помощь счастливой матери.

* * *

Лиза была абсолютно счастлива. Она поняла свое предназначение в жизни, и это было материнство. Чего еще ей желать? Даже отношения с Максом стали занимать ее гораздо меньше. Конечно, она ждала, когда пройдет месяц после родов и можно будет снова заняться с мужем любовью, но не собиралась омрачать себе жизнь никакой романтикой. Ей казалось противоестественным переживать из-за мужчины после рождения ребенка.

Маленькую Ксюшу она поселила в супружеской спальне, и вначале Макс, боясь младенческих криков, настоятельно требовал, чтобы Лиза взяла няню и отправила ребенка спать отдельно. Но счастливая мать этих требований не выполнила, и тогда Макс с недовольной миной перебрался в свою личную спальню, но через неделю объявил, что соскучился, и пришел обратно. Лиза приятно удивилась, ведь месяц после родов еще не истек, и делать в супружеской спальне Максу было особенно нечего.

А однажды она проснулась ночью, оттого что Ксюша заплакала. Открыв глаза, она увидела, что Макс ходит по спальне с девочкой на руках.

— Почему ты не разбудил меня? — Лиза быстро выскочила из постели. — Давай ее мне.

— Тихо, — прошептал Макс. — Она уже заснула, сейчас я положу ее в кроватку. И ты ложись.

— Кто бы мог подумать, что миллионер Макс Воронцов по ночам сам укачивает младенцев! — улыбнулась Лиза.

— Я для того и зарабатываю деньги, чтобы в свободное время делать то, что хочу. Заметь, как быстро она у меня угомонилась.

Они стояли над кроваткой и смотрели на спящую девочку.

— Ты во всем гений! — Лиза обняла мужа и прижалась к нему. — И вообще ты у меня чудо!

— Ого! — удивился Макс. — Ничего подобного я от тебя еще не слышал. Что это с тобой?

— Я просто подумала, — сказала Лиза, — что мы с тобой муж и жена. Нам вместе жить, вместе воспитывать Ксюшеньку и… других наших детей. Так лучше делать это в мире и согласии, правда?

— Ну разумеется. — Макс поцеловал ее в щеку и, улегшись в кровать, зевнул. — Давай спать, у меня завтра с самого утра дела в Лондоне.

Глава 21

Оказалось, что зима не длится вечно. Несмотря на глубокое убеждение Элеоноры в обратном.

Но происходило странное: то вдруг пахнет в лицо теплым ветром, то птицы запоют по-новому… Эти признаки позволяли Элеоноре надеяться, что она увидит весну.

Они приближались к весне с большими потерями. Погиб молодой доктор Куприянов, получивший на передовой осколочное ранение. Его успели привезти в госпиталь, Воинов даже успел прооперировать его, но Куприянов потерял слишком много крови.

Он умирал у Элеоноры на руках. Она говорила, что он обязательно поправится, а он знал, что умирает, но все равно не мог в это поверить.

В госпитале было принято подшучивать над неловкостью Куприянова, который всегда норовил опрокинуть все, что опрокидывается, и разбить все, что бьется. Корф даже предлагал обратиться к немцам, чтобы те не тратили боеприпасы на данном участке фронта — все равно у них нет оружия более разрушительного, чем доктор Куприянов. Но в операционной Куприянов преображался, его движения становились быстрыми и точными, на его счету было множество спасенных жизней.

Обтирая ему лицо и шею, Элеонора думала о том, что, сложись судьба иначе, он стал бы замечательным хирургом.

Она просидела возле умирающего почти сутки, и никто не пришел сменить ее: весь персонал госпиталя был занят постоянно прибывающими ранеными. До самой смерти Куприянов находился в полном сознании и рассказывал ей о матери и оставшейся в Петрограде невесте.

Смерть молодого доктора оставила рубец на сердце Элеоноры. Если таких рубцов наберется слишком много, на ее сердце не останется живого места. Как же тогда она будет любить Ланского?

…Да и где он сейчас? Не лежит ли вот так же, прощаясь с жизнью, на руках у другой сестры милосердия? И не придет ли эта сестра милосердия когда-нибудь к ней, чтобы рассказать о последних часах любимого, как собиралась поступить сама Элеонора?

Она чувствовала: единственное, что осталось в ней от прежней жизни, — это любовь к Ланскому. Эта любовь была частью прежней Элеоноры, которую нельзя было потерять, как нельзя потерять свою душу.

* * *

Она давно уже укоротила волосы, носила мужскую одежду и редко смотрелась в зеркало. Но, вглядевшись однажды в свое отражение, горько заплакала.