Она оплакивала в себе женщину, которая умерла, так и не успев родиться, оплакивала то, что теперь ей не быть уже нежной и ласковой, доверчивой и желанной.
За этими слезами ее застал Воинов. Почему-то он сразу понял, отчего она так горько рыдает.
— Отправляйтесь домой, Элеонора Сергеевна, — тихо сказал он. — Не плачьте, я сегодня же выпишу вам документы, и вы уедете с первой оказией. Хотите?
— Хочу, — сквозь слезы призналась она. — Но никуда не поеду. Даже и не пытайтесь меня прогнать. Ведь я нужна здесь, правда? Как вы будете обходиться без меня?
— О женщины! — вздохнул Воинов. — Вас не поймешь… Пойдемте работать.
В марте стало известно об отречении царя от престола. Сначала Элеонора не поверила фельдшеру, который первым принес из штаба эту новость. Она показалась девушке столь же абсурдной, как, например, известие о том, что Земля сошла со своей орбиты.
— Невозможно, чтобы это было правдой, — повторяла Элеонора, даже когда новость подтвердил Корф.
— Случилось то, что случилось, — сказал Воинов, — изменить мы ничего не можем, нам остается только работать, как прежде. Я не думаю, что отречение положит конец войне, напротив, теперь, помимо жертв боевых действий, нам еще придется иметь дело с жертвами беспорядков.
Воинов не высказывал своего отношения к переменам. Перед санитарами и фельдшерами он произнес небольшую речь, призвав всех добросовестно исполнять свои обязанности. Офицерскому составу было объявлено, что политические дискуссии не приветствуются.
Тем не менее они вспыхивали то там, то здесь.
— Россию ожидает страшное будущее, — сказал за чаем Демидыч. — Слава Богу, что я этого не увижу.
— Не стоит нас пугать, — поморщился Воинов.
— Иван Демидыч, может быть, все идет к лучшему, — вставила свое слово Элеонора, которая раньше никогда не думала о политических событиях, но теперь хотела во всем разобраться. — Ведь простой народ действительно живет в ужасных условиях…
— И кто в этом виноват? — взвился Демидыч. — Разве царь виноват в том, что народ живет в грязи, не желает работать и беспробудно пьет? Я вот тоже много пью, но я же не обвиняю в этом царя. Полагать, что во всех бедах огромной страны виноват один человек, могут только слабоумные. Если кому-то хочется пожалеть себя, он может размышлять о том, кто виноват в его несчастьях. Но тому, кто хочет жить лучше, во всех своих бедах нужно винить только себя. Только зная собственные недостатки и борясь с ними, можно изменить свою жизнь.
— Но может быть, новая власть все-таки сделает так, что народ начнет жить лучше? — робко спросила Элеонора.
— Не сделает! Власть переменилась, но люди остались теми же. Они же не избавились от лени, зависти, подлости. Да о чем тут говорить! Идет война, нужно мобилизовать все силы для победы, а у нас что происходит? Какие-то комитеты, митинги! Немец как ударит сейчас, что делать-то будем? Опять собрания проводить?
В частях теперь действительно проводились собрания, на которых солдаты выражали доверие или недоверие своим офицерам. Такое собрание хотели проводить и в госпитале, но Воинов запретил.
— Мы спасаем людей и не можем тратить время на подобную ерунду, — сказал он очередному представителю какого-то комитета, и тот убрался несолоно хлебавши.
Самым неприятным было то, что наступили перебои со снабжением. Сразу стало меньше марли, лекарств и наркотиков, а эфир и хлороформ перестали поступать вовсе. С перевязочным материалом тоже было плохо, и Элеонора, которая считала, что в лазарете всегда должен быть запас всего, решила, что бинты и тампоны придется использовать несколько раз. Это принесло ей новые стычки с санитарами и лишнюю глажку каждый день.
В эти дни она стала настоящей хозяйкой лазарета и теперь управляла им железной рукой. Намечался очередной переезд. Элеонора сама руководила сборами, пристально наблюдая, чтобы ни один клочок ваты, ни один зажим не были потеряны. Врачи в один голос восхищались ее организаторскими способностями. Хотя, возможно, они просто были рады, что есть на кого переложить хлопоты.
Наступающая весна принесла с собой ветры и дожди, от которых не защищали стены бараков. Зимой от холода еще можно было как-то спасаться, «надышав и натопив», но от ледяной воды, льющейся с небес и текущей по земле в виде тающего снега, спасения не было. Поэтому новое перемещение лазарета, на этот раз в старое здание каменного особняка, пришлось кстати. Особняк пострадал еще до войны: частично разрушенная крыша и обвалившиеся кое-где стены были результатом не артобстрелов, а действия времени.
Воинов занял с лазаретом первый этаж, предоставив второй минерам. Стены особняка промерзли и отсырели, теперь требовалось время, чтобы отогреть и высушить их. Но много ли тепла давали железные печурки?
Сырость была ужасная, у Элеоноры постоянно зябли ноги, и руки стали хуже слушаться. Она переживала за докторов, ведь им необходима точность движений.