Здравствуй, сестра!

— Он ей уже не нужен, — вздохнула женщина, принимая образок.

— Но почему?.. С ней что-то случилось?

— Не то, что вы думаете, — грустно усмехнулась женщина. — Просто она недолго горевала о моем племяннике. Вышла замуж и уехала.

Элеонора не нашлась что сказать, но ее собеседница и не нуждалась в Элеонорином утешении.

— Кто посмеет осудить ее? Сейчас, когда даже сама человеческая жизнь ничего не стоит, разве кто-то знает цену истинной любви?..

* * *

«…Если никто не знает цену истинной любви, мир обречен на гибель, — думала Элеонора, в сгустившихся сумерках пересекая Сенную. — Но, к счастью, это не так. Любовь к Алексею спасала меня во время артобстрелов, и она же спасла меня потом, когда я заболела тифом…»

Фонари не горели, а ей предстоял еще долгий путь на Кирочную, где раньше жила Александра Ивановна. Элеонора совсем не была уверена, что застанет ее по старому адресу, но сейчас это была последняя нить, которая могла привести ее к Архангельским.

Глава 24

Очевидно, судьба решила больше не мучить ее.

На робкий стук дверь открыл не кто иной, как Петр Иванович Архангельский!

— Ой! — только и смогла сказать Элеонора. Вот уж кого она вовсе не ожидала увидеть в этой квартире.

— Господи! Саша! Ксения! Идите сюда скорее! — закричал он, и уже через минуту Элеонора попала в такой вихрь поцелуев и объятий, что у нее перехватило дух.

Ксения Михайловна и Титова провели ее в комнату, усадили на диван и принялись любоваться ею, будто она была картиной Леонардо да Винчи. Дополняя сходство с картиной, Элеонора не могла вымолвить ни слова.

— Деточка моя, — прочувствованно произнесла Ксения Михайловна таким тоном, какого Элеонора никогда раньше у нее не слышала, — ты жива, какое счастье…

— Мы полгода не получали от тебя известий, — сказал дядя, усаживаясь рядом и обнимая племянницу за плечи.

Значит, открытки, которые она посылала, не доходили. Элеонора, так и не обретя дара речи, склонила голову на плечо Петру Ивановичу.

— Мы уже и не надеялись увидеть тебя живой, — сказала Титова. — Жизнь так изменилась…

Элеонора оглядела родные лица. Дядя с тетей очень похудели, постарели. Ксения Михайловна уже не производила былого впечатления яркой и сильной женщины, казалось, она даже стала ниже ростом. Титова изменилась меньше. Она и раньше была худощавой, так что голод не произвел разительных перемен в ее внешности, разве что лицо осунулось и ключицы стали выпирать сильнее. Зато в квартире все оставалось по-прежнему, здесь царили чистота и порядок.

«Кажется, это единственное место, которое после революции не изменилось к худшему», — подумала Элеонора и блаженно заулыбалась.

Александра Ивановна подала чай, все уселись к столу и начали расспрашивать Элеонору о ее приключениях. Петр Иванович живо интересовался работой лазарета, вникал в подробности, женщин больше интересовало, не была ли Элеонора ранена и как она переносила тиф.

— Расскажите лучше о себе, — попросила она, удовлетворив первое любопытство близких и выслушав ахи и охи.

Женщины наперебой начали рассказывать.

Революция сурово обошлась с семьей Архангельских. В конце 1917 года им было приказано в течение суток освободить квартиру. Новое жилье Петр Иванович должен был искать себе за пределами Петрограда. В ходе обыска, которым сопровождалось выселение, мрачные личности в кожаных куртках изъяли из квартиры все ценности, которые им удалось найти. Называлось это — «экспроприация».

— Не знаю, что бы мы делали, если бы не Александра, — говорила Ксения Михайловна. — После того как начались выселения, Петр Иванович попросил ее спрятать некоторые наши вещи у себя. Но Александра сделала гораздо больше — она не побоялась поселить нас здесь. Теперь мы перед ней в неоплатном долгу.

Около месяца Титова предоставляла Архангельским не только кров, но и пищу, ведь Петра Ивановича выгнали со службы, а следовательно, лишили и продуктовых карточек. Но недавно новые власти осознали, что врачи нужны при любом режиме, и Архангельскому удалось устроиться простым хирургом в Александровскую больницу. Из всех былых регалий у него осталось только ученое звание профессора, которое не в силах была отнять даже революция. Ксения Михайловна сориентировалась в ситуации и тоже пошла служить — учительницей немецкого языка в Первой трудовой школе. А Титову новые власти продвинули — благодаря своему пролетарскому происхождению она стала главной сестрой Клинического института.

— А что с бароном Шварцвальдом? — не удержалась от вопроса Элеонора.

— Неизвестно, — вздохнула Александра Ивановна. — Как только заварилась вся эта каша, барона предупредили, что его вот-вот арестуют… Он уехал, даже не попрощавшись со мной и детьми. По слухам, он за границей. Но я не знаю, можно ли верить этим слухам…