Здравствуй, Шура!

Хотя брат Шура писал ранее, что 20 сентября они выезжают, 22 сентября он пишет мне из Красного холма о том, что пока совершенно неизвестно, как долго они тут будут. Мое письмо с карточкой получил: «Карточка напомнила мне тихую жизнь, закрепил образ твоей жены».

Жена Шура делится в открытке своими неприятностями. В восемь часов повела Борика в садик, а с девяти до трех мерзла в очереди за сахаром, но получила только 1,4 кг.

«…У меня неудача. Бураки, что во дворе, которые я садила, полола и поливала, наша хозяйка все вырвала – пуда два, и когда Вася спросил – зачем, она ответила: «Что я, с голоду должна помирать?». Мой труд пропал даром, пусть она ими подавится, пусть ее черт заберет».

24.09.1942

В письме к жене Шуре в Ижевск из Акмолинска я пишу, что меня переселили в другой вагон: купе отдельное, но не закрывается. Вагон не отапливают, а уже прохладно. Сам варю редко, дожди мешают, а варю во дворе.

«…Значит, Вера у тебя. Конечно, ей в деревне лучше, но раз Борик сам боится, то приходится согласиться…».

25.09.1942

На мою просьбу главный бухгалтер Казанской железной дороги Давыдов ответил так:

«Главному бухгалтеру Руководящей группы Управления Белорусской железной дороги товарищу Мороз А.А.

На Казанской железной дороге вам может быть предоставлена должность старшего бухгалтера в одной из хозяйственных единиц Агрызского узла (близ города Ижевска). При согласии на такое перемещение прошу прибыть в Управление дороги, имея на руках передаточные документы. Если к моменту вашего прибытия на дорогу в Агрызском узле окажется должность главного бухгалтера какой-либо хозяйственной единицы, возможно, вы будете назначены главным бухгалтером».

Этот ответ я получил в Абдулино третьего октября, то есть тогда, когда у меня уже были назначения: сначала на Горьковскую, а потом на Северо-Печорскую железную дорогу. Это предложение отпадало.

Тем временем, брат Шура писал мне в Абдулино, что из Красного холма он выехал:

«…Пишу в вагоне. Куда едем – не знаем. Очевидно, к Ленинграду. По дороге спрашиваю работников белорусской дороги, привет всем, кто знает меня. Отправляюсь на правое дело – выполнять долг перед Родиной – на фронт. Не забывайте меня. Я вас никогда не забуду. Когда адрес установится – напишу. Саша, я часто тебя вспоминаю по твоим часам, подаренным мне. До скорого свидания, твой меньшой брат Шура! Целую крепко за всю родню, особенно за мамашу. Вспоминай, не забывай меня. Прощай! До свидания, брат Шура. Целую очень крепко».

27.09.1942

Выдержки из письма жене Шуре в Ижевск из Абдулино:

«…Говорил со своим начальником, он у меня теперь другой – Бортникова нет, где-то пропал – насчет заезда к вам, но он «ни мычит, ни телится». Нужно два билета, а по одному такой маршрут недопустим. Но все это пока лишь мое желание. Ты, Шура, не настраивайся на встречу, чтобы не разочароваться, если она не состоится. Возможно, все еще переменится, и меня пошлют не туда, а в другое место. Вчера получил письмо от тебя и Шурика. Толику я писал письмо по адресу, данному тобой. Держись, Шура. Вере скажи, чтобы слушалась тебя и была помощницей. Борику – чтоб не коверкал слова. Сама ешь все обеды, что дают в столовой, не перебирай и будешь здорова.

28.09.1942

Письмо жене Шуре в Ижевск:

«Сегодня счастливый день на письма. Получил от тебя три письма: от 18, 19 и 21 сентября, и от Верочки от 22 сентября. Вчера на речке постирал белье, рубашку, сам окунулся – вода холодная. Ты пишешь, что Вася начинает заниматься выселением и переселением, но, накануне зимы, ты ничего не бойся, за тебя как эвакуированную и работницу завода постоит Горсовет. Я не понял, в какую комнату он хочет тебя выселить? На кухню что ли? На его разговоры и упреки, почему ты не поехала со мной, не обращай внимания. Это рассуждения несерьезного человека, какие-то детские. Он до сих пор не может понять, что идет тяжелая война, что люди лишились угла и потеряли все. Я больше года скитаюсь по вагонам и уже забыл, как люди живут в квартирах, а он, нахал, говорит – пусть заберет семью к себе. А куда это к себе, интересно? Сегодня я здесь, а завтра в Печоре или в Армии, и что тогда с семьей? Его это не интересует. У него свой чисто эгоистический подход: выпереть вас хоть на улицу, а самому жить, как до войны. Да он, собственно, войны и не видел еще, и единственное неудобство, которое им принесла война – это то, что ты с детьми у них поселилась. Его тоже могут оторвать от маменьки и лишить брони, пусть он не очень гарцует. Все-таки какие черствые люди! Хоть бы скорей конец войне, да избавиться от этой их зависимости. Ты, Шура, особенно с ними не задавайся и, в чем можно, уступай, конечно, не допуская, чтоб сели на шею верхом. Когда я прочитал про это, то расстроился. Но довольно об этом. Ты пишешь, что с колхоза вернулась с горохом и буханкой хлеба – да, эти люди не чета Васе, не дадут пропасть человеку. Поблагодари их от моего имени. Думаю, до 15 октября будем в Абдулино. Спасибо за совет – поеду туда, куда пошлют. Что-то нет ответа с Казанской железной дороги. Почему не перешиваешь шинель себе на пальто?».