Но в это мгновенье, на берегу, и впрямь, началось какое-то оживление. Девицы-красавицы выстроились в круг, сцепили руки и запрыгали корявым хороводом, напевая до ужаса отвратительную песню.
Голоса, слишком писклявые для моего не тронутого классическим репертуаром слуха, впивались в мозг раскалённой иглой, вызывая головную боль и желание уехать как можно дальше.
– Фу, какая гадость.
– Не то слово, – пробормотал мужчина. – И вот так они будут выть целую ночь.
– А как же прекрасный голос сирен, воспетый в старых сказках? Андерсен, Уолт Дисней и всё такое?
– Врут. Нагло врут. Пошли.
– Куда? Эй, ты чего? – всполошилась я. – Туда? Оглохну же!
– Возьми беруши.
– А где они?
Чех нахмурился.
– Ты серьёзно? Не майся дурью.
Пришлось идти неподготовленной.
С каждым шагом голова болела всё сильнее. Перед глазами появились чёрные мушки, а во рту пересохло.
Русалочки разглядели нас во тьме, но волноваться не спешили. Лишь чуть уменьшили громкость и прекратили пляски.
– Хоть бы заткнулись… – прошипела я.
– Привыкай к специфике работы, – тихо ответил Чех.
Противная песенка продолжала звучать, вызывая мурашки по всему телу. Будто пенопласт режут, бр-р-р.
– Добрый вечер, девочки, – мужчина вежливо кивнул. – По какому случаю банкет?
– И тебе не хворать, черноглазый, – прошелестела одна из красоток.
Я хмыкнула.
– Как ласково-то… черноглазый.
– Соня, заткнись, – прошептал Чех, широко улыбаясь в сторону русалочьего племени. – Так с чего вдруг танцы устроили? Скоро октябрь на дворе. Холодно, босые ноги отморозить можно.
– Вода жаркая! Жаркая! – хором ответила нечисть, прерывая песню.
Я с облегчением выдохнула. Мои бедный ушки…
– Учись, практикант, – мужчина едва слышно усмехнулся. – Мастер-класс, как заткнуть славянских русалок: просто скажи, что для плясок не время. Правда, с морскими девами этот номер не пройдёт, тем всё равно.
Девицы подошли ближе и ощерились, обнажая в улыбке тонкие длинные зубы. Фу, рыбья челюсть.
– А кто это с тобой, черноглазый?
– Софья. Наш новый сотрудник. Привыкайте, девочки, скоро она одна к вам ездить будет.
– Со-офья, – протянула нечисть. – А тебе понравилась наша песня? Понравилась?
– Ну…да… неплохая, – вежливо кивнула я.
Чех застонал и выразительно постучал по лбу. Что опять не так сделала?
Через секунду, я поняла свою оплошность. Русалочки, искренне радуясь, что ночные завывания пришлись кому-то по душе, заголосили с новой силой.
– Идём танцевать с нами, сестра! – крикнула одна из них, намертво вцепляясь мне в руку. – Идём!
– Вацлав, помоги! Они ненормальные!
– А ну молчать! – рявкнул Чех. – Быстро отпустили моего практиканта! Всем отойти на два шага назад! Да, чёрт возьми, даже тебе, – процедил он самой высокой из девиц. – У нас, кажется, был договор. На русалью неделю хоть оборитесь по ночам, но сейчас конец сентября! Какого дьявола? Время перепутали? Протухших лягушек переели?
– Горе у нас! – красотка в ответ тоже повысила голос.
– Какое горе? Подробно, без слёз и песен. Тут не индийское кино.
Русалочки зашептались, заскулили, но всё же угомонились.
– Помоги, черноглазый. Коли поможешь, уйдём дальше по реке, здешних мест беспокоить не будем.
– Дальше по реке – это куда? – прищурился Чех.
– В заводь уйдём. Далёко. Только помоги.
– Сначала расскажи, в чём дело, а после об условиях поговорим.
Девица прищурилась. И махнув рукой подругам, направилась к кустам. Глубоко вздохнув, мы последовали за ней.
– Итак? – мужчина вопросительно приподнял брови. – Слушаю.
– Горе у нас, – зашептала русалка. – Да такое, что не каждому знать позволительно. Не говорят о таком вслух, а потому и вы пообещайте, никому не скажете, нас не опозорите.
– Обещаем, – кивнул Чех. – В чём дело?
– Сестра пропала.
Я с интересом слушала историю и поражалась – как всё-таки похожи проблемы нечисти на беды простых людей.
– Она вышла на бережок. Венок сплела, звёздами полюбовалась, а после купаться отправилась.
– В конце сентября?
– Вода жаркая!
– Кхм… Дальше.
– Песен не пела, хоровод не водила. Плавала одна-одинёшенька. А как вылезла из водицы, глядит, а одежонки-то и нет! Украл кто-то, – русалка тряхнула длинными прядями волос. – А без платья, как домой воротиться? Сёстры засмеют, батюшка заругает. Решила поискать пропажу. Искала, искала… да и сама исчезла тоже.
– Ммм, занимательно, – Чех в раздумьях провёл большим пальцем по губам. Медленно, едва касаясь. И вроде в этом движении не было ничего необычного, но мне вдруг стало интересно, часто ли он так делает? Очень мило смотрится, если, конечно, к этой вредной заразе можно применить слово «мило».
И так я задумалась на тему: может ли Вацлав быть приятным в общении человеком, что едва не пропустила всю суть разговора.
– Неделя прошла, а она так и не вернулась. Решили мы, значит, пойти её покликать. Песню запели, понадеялись, что на голос придёт. Вот уже три дня зовём, а её всё нет. Помоги, черноглазый, в беду попала сестрица, не иначе! – нечисть прижала руки к груди. – Горе будет, коли батюшка прознает, всем не поздоровится.
Чех чуть нахмурился.
– Представляю.
– Поможешь?
– Обещать ничего не могу. Надо проверить.