— Сколько тут? — спросил Яниев.
— Двести тысяч.
— Вы что же, их так и хранили под подушкой?
— Дачу купил. Вчера продал.
— И сколько дач у вас осталось?
— Нисколько. Квартира в Москве. В Бутове. Двухкомнатная.
Признаться, я думал, что Яниев отдаст ему бабки. Ну что «Народному Альянсу» двести штук? Слону дробина. Но Яниев невозмутимо сгреб чемоданчик.
— Спасибо, Виктор Михайлович, — поднялся и был таков.
Адашкевич сидел, закусив губу.
— Ну, и зачем это геройство? — не сдержался я.
— Вы эти деньги требовали с Тхаржевского. А он половину раздал.
— Половину? Это пол-лимона. Здесь двести. Кто получил триста?
- Доносчиком не был и не буду, — процедил замминистра. Я скривился.
— У тебя сколько детей, герой?
— Двое. Машка и Василиса.
— Сколько лет?
— Машка — в третьем, Васька — в шестом.
— Двухкомнатная, — пробормотал я.
Поднялся и вышел на террасу. На душе у меня было так погано, словно я вытащил у Адашкевича эти двести штук утюгом и наручниками.
Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Это была Даша Тхаржевская.
— Привет, — сказал я, — а где твой приятель?
— Мы поссорились, — фыркнула она, — он взял и уехал. Вот зараза! Вы не велите кому-нибудь из водителей отвезти меня домой?
— Вам хочется домой, Даша?
Даша усмехнулась.
— Яниев — он такой пугливый. Можно подумать, это он учится в институте, а не я. Мне не хочется домой. Я там буду лежать и плакать.
— Так оставайтесь, — предложил я.
Утром я уехал в Белый дом, но к обеду вернулся на дачу. Яниев сидел с бумагами в кабинете.
— А где Даша? — осведомился я.
— Уехала, — проговорил Яниев. Он покраснел, как рак в кипятке, а потом пробормотал:
— Понимаешь, я был немножко пьяный… А она… Ну, словом, я принял ее за Асмодея.
А на следующий день, когда я вечерком зашел к Яниеву отчитаться о проделанной работе, из охранного домика позвонили. Я выслушал и приказал:
— Конечно, пропусти.
— Кто там? — поднял голову Яниев.
— Гости.
Через пару минут в кабинет вошли трое.
— Здравствуй, Аладдин, — сказал тот, кто повыше.
— Здравствуй, Карачун.
Яниев блестел глазами из глубины кресла. Он слишком хорошо помнил условия нашего договора. Он мог приказать мне, как обращаться с вице-премьером, но он не мог приказать мне, как обращаться с бандитом.
— Спасибо за приглашение, — сказал Карачун, — на праздник. Жаль, в Париже был, не мог подскочить.
— Твой приход уже праздник, Карачун. Или ты по делу пришел?
— Я слыхал, что ты деньги трясешь с Тхаржевского.
— Я их спрашиваю со всех должников КФБ. Карачун усмехнулся.
— А ведь я тоже должник, — заявил он, — триста кусков мне тогда Тхаржевский отстегнул. Что, и с меня будешь спрашивать?
Я сглотнул. Еще неделю назад я бы поостерегся требовать деньги с бандита, бойцы которого, как правильно отметил в свое время Яниев, могли бы взять Грозный в двадцать четыре часа. Но теперь я вспомнил Адашкевича: это что же, замминистра так и будет ходить двухкомнатным, а Карачун уедет отсюда с бабками, которые ему — на одну сережку для его крали?
— И с тебя, — ответил я.
Карачун подал знак. Один из его подручных бросил передо мной на столик дипломат и раскрыл его. Там были баксы.
— На, подавись, — сказал Карачун, повернулся и пошел к выходу.
У самой двери он задержался, глянул на меня и пробормотал:
— Сбили тебя с толку, Аладдин. А какой ты мог бы быть человек! Тьфу.
И ушел.
Яниев некоторое время сидел совершенно молча. А потом:
— Он попытается тебя убить.
— Пусть попробует, — весело ощерился я.
20 марта я поехал на Старую площадь. Речь шла о формировании финансово-промышленной группы во главе с «Народным Альянсом». «Народный Альянс» и до того возглавлял некоторое худосочное образование, пришибленное условиями Указа 1993-го и неплатежеспособностью едва ли не половины потенциальных участников ФПГ. Теперь в ФПГ входила моя новая нефтяная компания «Ячнефть», и значительную часть ее должны были составить предприятия оборонки — бывшие клиенты проглоченного КФБ.
Эти оборонщики были действительно несчастные парни, которым правительство не давало денег за госзаказ и не разрешало самим продавать продукцию на экспорт. Не далее, как вчера один дальневосточный директор плакался мне, что смежники, производящие стратегические ракетные установки, расплачиваются с ним по бартеру чешской сгущенкой, а «Росвооружение» берет у него 29% от контракта и дает взамен клиринговые китайские доллары, которые само же любезно помогает потом сбыть по 50 центов штучка.
За электричество он платил исправно, но на балансе у него висела половина городского жилого фонда, и вот обитатели-то жилого фонда за свет не перечисляли ни гроша. А так как официальным должником за свет был завод, то местное «энерго» выдернуло завод из розетки. Население его полузакрытого города занималось в последнее время в основном собирательством и охотой. По всей по этой причине директор еще в прошлом году просился обратно в государственную собственность. Когда появился я, он очень охотно согласился, что это еще лучше.