Здравый смысл врет

Вышеизложенные результаты явно свидетельствуют о том, что мы с вами не очень-то сильны в прогнозировании. Однако это не совсем так. В действительности существует уйма предположений, которые мы можем делать достаточно хорошо. Спорим, я сумею отлично предсказать погоду в Санта-Фе, Нью-Мексико. Вернее, я буду прав более чем в 80 % случаев. Как бы впечатляюще это ни звучало, учитывая печальные результаты экспертов в эксперименте Тетлока, моя способность предсказывать погоду в Санта-Фе не позволит мне устроиться на работу в метеорологическое бюро. Дело в том, что в этом городе солнце светит примерно 300 дней в году, поэтому из 365 заявлений о том, что завтра будет солнечно, верными окажутся 300. И думать не надо! Аналогичным образом любой может предположить, что в следующие 10 лет США не вступят в войну с Канадой или что солнце будет по-прежнему всходить на востоке. Скорее всего, так и произойдет, хотя едва ли это кого-нибудь впечатлит. Другими словами, беда не в том, что мы делаем прогнозы хорошо или плохо, а в том, что мы плохо делаем те прогнозы, которые нам бы больше всего хотелось делать хорошо.

Демон Лапласа

В некотором смысле эта проблема восходит к самому Ньютону. Опираясь на свои три закона механики и закон всемирного тяготения, он умудрился вывести не только законы планетарного движения Кеплера, но и вычислить время приливов и отливов, траектории летящих тел, а также разобраться в поистине удивительном множестве других природных явлений^{159}. Это было уникальное научное достижение, показавшее, чего можно достичь с помощью математических законов. Движения планет, время приливов и отливов. То, что их можно предсказать, — невероятно! Однако, кроме разве что вибраций электронов или времени, за которое свет пройдет определенное расстояние, такие вещи — одни из наиболее предсказуемых явлений в природе. Увы, поскольку за прогнозирование этих явлений математики и естествоведы взялись в первую очередь и поскольку их ждал столь ошеломляющий успех, заманчивый вывод, будто все остальное устроено точно так же, напрашивался сам собой. Ньютон писал: «Рассуждая подобным же образом, было бы желательно вывести из начал механики и остальные явления природы, ибо многое заставляет меня предполагать, что все они обусловливаются некоторыми силами, с коими частицы тел, вследствие причин, покуда неизвестных, или стремятся друг к другу и сцепляются в правильные фигуры, или же взаимно отталкиваются и удаляются друг от друга»[35].

Век спустя французский математик и астроном Пьер-Симон Лаплас[36] довел мысль Ньютона до ее логической крайности, заявив, по сути, что ньютоновская механика сводит прогнозирование будущего — даже будущего вселенной — к простым расчетам. Лаплас придумал некий «разум», которому были известны все силы, «приводящие природу в движение, а также положения всех тел, из которых природа состоит». И далее «для такого разума не было бы ничего неясного, и будущее существовало бы в его глазах точно так же, как прошлое».

Этот воображаемый «разум» в итоге получил название «демон Лапласа» и с тех пор таится у границ человеческого видения будущего. Среди философов он вызвал ожесточенные споры: сведя прогнозирование будущего к механическим действиям, он, казалось, похитил у человечества свободную волю. Как выяснилось, однако, волноваться об этом не стоило. Начиная со второго закона термодинамики вплоть до квантовой механики и, наконец, теории хаоса представление о Вселенной как о некоем часовом механизме рушится уже больше столетия^{160}. Впрочем, это не означает, что сама идея канула в Лету. Несмотря на дискуссию о свободной воле, было что-то невероятно притягательное в концепции использования законов природы (при условии их применения к соответствующим данным, конечно) для прогнозирования будущего. Люди, разумеется, предсказывали его с момента зарождения цивилизации. Однако, в отличие от них, Лаплас не опирался ни на магические силы, ни на собственные особые познания. Все зависело от научных законов, которыми в принципе мог овладеть каждый. Таким образом, прогнозирование, некогда являвшееся прерогативой оракулов и мистиков, пришло в объективную, рациональную область современной науки.