Здравый смысл врет

Даже когда речь идет о более приземленных типах прогнозов — как потребители отреагируют на тот или иной цвет или дизайн, станут ли доктора уделять больше времени профилактике, если их компенсация будет зависеть от здоровья пациентов, а не от количества и стоимости прописываемых процедур, — проблема остается той же. На первый взгляд, такие предсказания делать легче, чем о следующей грандиозной кампании или крупном конфликте между цивилизациями. Но стоит задуматься о том, почему эти прогнозы так важны, как тут же приходится делать новые — на этот раз о влиянии предсказаний, которые мы делаем сейчас. Например, нас интересует реакция потребителя на цвет не из-за озабоченности ею как таковой — мы хотим, чтобы наш продукт был успешен, и думаем, что цвет в этом играет не последнюю роль. Аналогичным образом важна реакция докторов на поощрение. Во-первых, мы хотим контролировать цены в сфере здравоохранения, а во-вторых, разработать систему, которая обеспечит доступ к лечению для всех и при этом не обанкротит всю страну. Если прогнозы не помогают добиться серьезных результатов, тогда они не представляет ценности. Опять-таки, нас интересует то, что действительно важно, но, к сожалению, как раз эти самые значимые предсказания будущего мы сделать не в состоянии.

Черные лебеди и другие «события»

Нигде проблема прогнозирования не стоит более остро, нежели в случаях так называемых черных лебедей. Этот термин был предложен Нассимом Талебом и относится к событиям — изобретению печатного станка, штурму Бастилии или террористической атаке на Всемирный торговый центр, — которые происходят редко, но оказывают огромное влияние на всю последующую историю. Что же делает некое происшествие «черным лебедем»? Вот тут-то и начинается путаница. Обычно мы говорим о «событиях» так, словно они отдельны и независимы друг от друга и, следовательно, в некотором роде схожи с природными катаклизмами. Как мы описываем землетрясения, лавины и ураганы с точки зрения их силы и масштабов, так и различным «происшествиям» может быть придана та или иная степень важности. Однако, как выясняется, многие природные явления характеризуются не «нормальным», а сильно скошенным распределением. Рост людей, например, отличается нормальным распределением: у среднестатистического американца он составляет примерно 175 см — в сущности, никогда не встречаются взрослые ростом в полметра или в 3,5 м. Землетрясения наряду с лавинами, ураганами и лесными пожарами, напротив, характеризуются распределением с медленно убывающим «хвостом». То есть большинство из них — относительно небольшие и привлекают мало внимания, и лишь немногие — очень крупные.

Предполагать, будто исторические события также отличаются распределением с медленно убывающим «хвостом» (в котором и находятся «черные лебеди» Талеба), безусловно, крайне заманчиво. Одни ураганы больше других, и одни исторические события «больше» других. Однако, как объясняет социолог Уильям Сьюэлл, это вовсе не одно и то же. Скорее, происшествия в историческом смысле приобретают свою значимость через трансформации, вызываемые ими в более широких социальных устройствах. Для иллюстрации Сьюэлл обращается к взятию Бастилии 14 июля 1789 года — событию, несомненно, удовлетворяющему определению «черных лебедей» Талеба. Тем не менее, как указывает ученый, оно представляло собой не просто очередность сражений, произошедших в Париже 14 июля. В те дни имело место и множество других событий — таких, как штурм Дома Инвалидов. Причем последний мог казаться куда более важным с военной точки зрения^{168}. Скорее, оно включало весь период между 14 июля и 23 июля, в течение которого король пытался подавить восстание в столице, а Национальная ассамблея в Версале спорила: то ли ей осудить насилие, то ли счесть его выражением воли народа^{169}. Лишь после того, как король отозвал войска с окраин города и, раскаиваясь, вернулся в Париж, Ассамблея заявила о себе, и падение Бастилии стало «событием» в историческом смысле.

Впрочем, и здесь достаточно сложно поставить точку, ибо, разумеется, единственная причина, почему нас вообще интересует Бастилия, — это последствия ее взятия. К ним относятся сама Французская революция и, как следствие, трансформация понятия власти как права короля, помазанника божьего, которое передается по наследству, в право, присущее всему народу. Это событие включало не только штурм Бастилии. И даже не штурм Бастилии и дни до 23 июля. Сюда следует отнести и их отголоски. Например, странная массовая паника, часто называемая «великим страхом», охватившая провинции на следующей неделе. Или знаменитое законодательное собрание, длившееся всю ночь 4 августа и фактически уничтожившее весь социальный и политический порядок старого режима^{170}.