Зейнсвилл

— Будь я проклят, если знаю! Этот чертяка двигался как мамба. Уже в первые двадцать секунд мне до восьми сосчитали. А мои прошлые пять боев и двадцати секунд не длились! Да за последние два года меня никто вообще ни разу не достал, со мной только дроиды решались спарринговаться. Чертяка! Этот гей так мне во втором раунде врезал, что я расплакался… на глазах у миллиардов зрителей. А третьего раунда я совсем не помню.

— Значит… ты проиграл?

— Ну да, мать твою, проиграл! Потерял титул, гордость! Меня побил педик! Спасибо тебе, Господи, что он был черный, иначе я бы точно прыгнул.

— Наверное, он хороший боец, — сказал Чистотец.

— Черт, черт, черт! — заорал Ксеркс и начал прыгать на кровати. — Я великий боец!!! Я Труподел! А этот изнеженный гомик меня вырубил!

— Ну, либо он не изнеженный, либо ты неправильно понимаешь это слово. Да и вообще, что помешало тебе прыгнуть?

Озабоченно оглянувшись по сторонам, словно кто-то мог их подслушать, Ксеркс Макколлум доверительно прошептал:

— У меня видение было, мужик. Когда я стоял там, на смотровой площадке над хоккейным полем «Фишбоу-лодж», мне казалось, моя жизнь кончена. Поэтому я сломал железную дверь на служебный карниз, посмотрел оттуда на все эти парки и огни вдоль пляжа до самой реки Колорадо и увидел, как дубасят друг друга роботы-гиганты, а ими управляют на расстоянии людишки. И тут меня осенило! Я ведь ничем от них не отличаюсь. Я просто робот. Я думал, я главный, но нет, не я. И я собрался прыгнуть, думая, что упаду или в машину для полировки льда, или в большую такую миску креветочного салата. А потом я увидел Селезня Дули, мужик. Он был больше всех роботов. Гораздо больше. А из реки встала Убба Дубба. И тогда — вот тут начинается совсем уж странное дерьмо — у них был малыш. Такого ты никогда не видел: наполовину селезень, наполовину орангутанг, а еще немного человек. И глядя на огни внизу и на этого малыша, я подумал: это же Будущее, чувак! И сказал себе, я хочу увидеть это Будущее, хочу быть его частью. Не хочу падать в какой-то там креветочный салат, не хочу быть каким-то там роботом.

— Я Спиро Ставрос и хочу играть в пинг-понг!

Оглядевшись по сторонам, Чистотец понял, что они в палате Алека Болдуина и что, судя по доносящимся из коридора звукам, приемный покой едва справляется с наплывом пациентов. Подойдя к бронированному окну, он выглянул в щелку между занавесками. Было темно, но небо полнилось кровью: установленные на тяжелых вертолетах мощные прожектора шарили в тумане, а внизу им вторили фары бронетранспортеров, и среди гор щебня, как цапли, шагали краны.

Он потерял дар речи. Там, где раньше над марсианскими каналами, связывавшими пустыню с океаном, гордо возвышался Куала-Лумпур, он же «Волшебное королевство», его взору предстала разоренная земля, больше похожая на дымящийся Кабул или, того хуже, Нагасаки. Подсвеченные купола тематических парков были разломаны или раздавлены, прекрасные отели расплющены или выжжены дотла. Глинобитные дворики и подземелья удовольствий погребены под, казалось бы, миллионами передвижных закусочных «Тако белл». Ему чудилось, что даже через армированные стекла он чувствует вонь топлива и сгоревшей плоти, отравленной воды и страха — страха слепой толпы. «Что я наделал, — подумал он. — Господи Боже, что я наделал?» Но болезнь у него внутри была слишком сильна и не давала задуматься об ответе. Это не Божьих рук дело. Его сотрясло горе, когда волна за волной раскаяние разрывало ему сердце и заполнило само его существо. «У меня не было права творить такое, — беззвучно сказал он самому себе. — Не было права, сколь бы велики ни были моя боль или горе. За это я заслуживаю смерти. За такое я заслуживаю умереть и оставаться мертвым».

— Эй, чувак! — свистнул Ксеркс. — Не выходи из себя. Пора снова вступать в игру.

— Что? — будто во сне переспросил Чистотец.

— Разве ты про диагональное мышление не слышал? Возвращайся на ринг! Ты еще жив!

Слова словно бы эхом разнеслись по комнате. Чистотец постарался стряхнуть оцепенение. Центр Суэйзи располагался в непритязательном здании, но оно одним из немногих устояло на юго-западе города и потому возвышалось над жутковатым сочетанием блошиного цирка с блошиным рынком, в который превратился Лос-Вегас. В отдалении Чистотец разглядел высящиеся обугленным остовом динозавра «американские горки». Внизу — хаос разломанных рикш, перевернутых машин и смятых автобусов. Большая часть уцелевшей колонии летучих мышей нашла убежище в Большом Оззи Осборне, который упал на ватагу лепреконов из «Четырехлепесткового Клевера». Учитывая, сколько кругом лежало трупов, сатанисты пребывали на седьмом небе: их пыл лишь отчасти умеряли охотничьи собаки и члены «Отряда священных арийцев», которые спрятались на время побоища роботов, но сейчас нагрузились бурбоном и бензедрином и желали линчевать всех так называемых террористов.