Зейтун

Минуту спустя он снова появился с небольшой группой телевизионщиков, которых подвел к тому заключенному с сигаретой. Корреспондент — Зейтун разобрал, что это были испанцы, — коротко поговорил с арестантом, а затем подошел с микрофоном к Зейтуну и стал задавать ему вопросы.

— Нет! — закричал охранник. — С этим — нельзя!

Телевизионщиков поспешно повели обратно в здание вокзала.

— Черт побери, — сказал Тодд. — Этого малого подкупили.

Уходя, испанский оператор водил объективом из стороны в сторону, снимая панораму всей тюрьмы, Зейтуна в том числе. Сбоку к видеокамере была прикреплена яркая лампа. Зейтун пришел в ярость: его выставили преступником в клетке, в ослепительным свете прожекторов. И эта ложь будет показана всему миру.

Но вдруг вспыхнула надежда: команда ведь из Испании, значит, брат увидит его у себя в Малаге. Ахмад точно не пропустит этот репортаж — он не отлипает от экрана телевизора — и скажет Кейти, и Кейти узнает, где находится Зейтун.

Тут же, впрочем, появилась невыносимая мысль: родные в Сирии могут увидеть, в каких условиях он содержится. Что бы ни случилось, когда бы его ни освободили (если вообще освободят), он ни за что не расскажет им про свои «приключения». Ему не место в тюрьме. Он не преступник. Его держат в клетке, за ним следят, на него пялятся, как на экзотическое животное в зоопарке — бабуина или кенгуру. Такого стыда и позора их семья никогда еще не знала.

Во второй половине дня из задних дверей вокзала вывели нового арестованного. Белый, лет пятидесяти, худощавый, среднего роста, загорелый и темноволосый. Зейтун не обратил на него внимания, пока дверь их клетки не открылась и новенького не затолкали внутрь. Теперь их стало пятеро. Никто не знал почему.

Новенький был в джинсах и рубашке с короткими рукавами; во время и после урагана он каким-то образом сумел остаться опрятным и чистым. Ни на руках, ни на лице, ни на одежде — нигде ни единого пятнышка. И настроение скорее радужное, словно его обошли стороной страдания, которых не избежал почти никто в городе.

Он представился, по очереди пожав всем руки, словно на конференции. Сказал, что его зовут Джерри. Был жизнерадостен, полон энергии и непрерывно отпускал шуточки по поводу своего ареста. У Зейтуна и его товарищей после бессонной ночи в клетке под открытым небом не было сил пускаться в разговоры, зато Джерри ни на секунду не умолкал.

Он хохотал над собственными шутками, потешался над незавидным положением, в которое они попали. Не дожидаясь расспросов, сам рассказал, как его арестовали. В преддверии урагана Джерри уезжать не стал — он всегда пережидал шторм в городе. Его задачей было — защитить свой дом. Когда «Катрина» пронеслась, он понял, что продукты на исходе, а добраться пешком до магазина не мог. Его машина стояла на высоком месте и не пострадала, но у него не было бензина. Тогда Джерри отыскал кусок резинового шланга у себя в гараже и стал отсасывать бензин из машины соседа — он собирался потом покаяться, надеясь, что тот не будет держать на него зла. За этим занятием его и застукали солдаты Национальной гвардии и арестовали за воровство. Джерри считал, что это простое недоразумение, с которым власти быстро разберутся.

Зейтун не мог отделаться от мысли, что с этим Джерри что-то нечисто. Во-первых, он, похоже, был единственным, кому положение узника «Кэмп-Грейхаунда» казалось забавным. Во-вторых, его засунули к ним явно неспроста. На площади было еще пятнадцать клеток, многие из которых пустовали. Стоило ли подселять человека, уличенного всего-навсего в воровстве бензина, к преступникам, подозреваемым в грабежах и терроризме?

Джерри поинтересовался, как попали в «Кэмп-Грейхаунд» они. Тодд рассказал про каждого. Джерри заметил, что всем им крупно не повезло. Это был обыкновенный треп, Зейтун не прислушивался, задумавшись о чем-то своем, как вдруг Джерри резко поменял тему и тон разговора.

Он начал приставать к Зейтуну и Нассеру с неожиданными вопросами, которые никоим образом не вытекали из предыдущих разговоров. Пренебрежительно отзывался о Соединенных Штатах. Издевался над Джорджем Бушем и жалкими попытками его администрации справиться с последствиями урагана. Обвинил военное ведомство США в некомпетентности, подверг сомнению мудрость международной политики США в мире в целом и на Ближнем Востоке в частности.

Тодд стал с ним спорить, но Зейтун и Нассер решили не вмешиваться. Зейтуна мучили подозрения, он никак не мог взять в толк, почему Джерри оказался с ними в одной клетке и каковы его дальнейшие намерения.

— Не обижай свою мать!

Пока Джерри болтал, Зейтун повернулся и стал рассматривать заключенного, сидящего через несколько клеток от них. Белый, лет двадцати пяти, худой, с длинными темными волосами. Сидит на земле, подтянув к груди колени, и, как заведенный, громко повторяет одну и ту же фразу:

— Не обижай свою мать! Относись к ней с любовью!

Его сокамерники явно на него злились. Судя по всему, он давно уже повторял свою странную мантру, просто Зейтун только сейчас обратил на него внимание.