Зелье для принцессы

Кирсти молча остановила машину. Мы почти не разговаривали до самого дома. Анита с Арджуном звали меня поехать с ними, но я бы не вынесла их восторгов. И к тому же не хотела отвлекать их на сочувствие к себе – им предстояло продолжать Охоту, а значит, и без меня будут поводы для беспокойства.

«Забвение, или постоянная амнезия. Смешать четыре жгучих нити медузы с двумя чашками воды из Леты. Подогреть до тёплого состояния. Пить из любимой чашки».

Вот что мне сейчас нужно. Чтобы забыть, как я разочаровала Кирсти, подвела родителей, ослушалась дедушку, а прежде всего – провалилась на первом же этапе.

Я задержалась возле дома, поставив рюкзак на землю. Зажмурилась, глубоко дыша – только бы не разреветься. На горизонте появились первые проблески – наступал рассвет нового дня. Глупо было пытаться. Кем я себя вообразила, помчавшись вот так с Кирсти в Дикие земли, не имея даже плана? Мой первый опыт приключений – и самый горький.

По крайней мере, я смогу наконец избавиться от промокших ботинок.

Я набралась храбрости, чтобы через боковую дверь войти в кухню. Там за столом сидела вся семья – кроме дедушки – и ждала меня. Они не сразу заметили меня, и на какую-то долю секунды мне показалось, что до них ещё не дошли новости. Пока мама не поднялась, чтобы вынуть из духовки противень с горкой моих любимых оладий. На столе оказался настоящий кленовый сироп, очень дорогой. И тогда мне стало ясно: они знают. Конечно же они знают.

И внезапно я больше не смогла удержаться от слёз. Мама каким-то чудом оказалась рядом, и я рухнула в её объятия.

– Ничего страшного, детка, – приговаривала она и гладила меня по голове, как маленькую. – Ты попыталась.

Я кивнула, уткнувшись ей в плечо, и неохотно отодвинулась.

– Я просто подумала…

Папа с Молли тоже были рядом. Папа смотрел на меня со смешанным выражением сочувствия и я-же-говорил, тогда как для Молли было важнее, что её старшая сестра плачет. Я искренне надеялась, что это был наш шанс всё изменить. Но теперь ясно: с надеждами покончено.

Я вытерла слёзы, и мама повела меня к столу и усадила на стул.

– Поешьте, юная леди. После такой долгой ночи…

Я полила оладьи золотисто-красным сиропом (клён – для утешения и забвения, согревает кровь) и вонзила нож в тесто.

Но тут я заметила кое-что странное. Кроме скрипа ножа по тарелке, в кухне не было никаких звуков. Экран над кухонным столом не работал.

Мама с папой непременно смотрели утренние новости – даже в самые ранние часы. Это было ежедневным ритуалом: тот, кто первым выходил на кухню, прежде всего включал новости. Я постаралась, чтобы голос не дрожал, и сказала:

– Что ж, давайте тогда включим новости.

Родители заколебались. Я сама схватила пульт, и на экране материализовались самые гнусные страхи.

На экране был наш старый семейный герб. Единственное напоминание, сохранившееся от былой славы семейства Кеми, теперь перечеркнули грубым красным крестом. Голос за кадром сообщил:

– Вчера поздно ночью, после шокирующего известия о состоянии принцессы Эвелин, была объявлена Дикая Охота. Из двенадцати призванных участников первой покинула Охоту Саманта Кеми, представительница некогда известного семейства Кеми. Она не смогла добыть первый ингредиент. Остальные команды пока продолжают Дикую Охоту: гонка за противоядием для принцессы стала ещё напряжённее…

Мама нажала пальцем поверх моего, выключив экран. Он потемнел.

– Как ты смотришь на то, чтобы сейчас отдохнуть, а вечером пойти с нами на церемонию награждения Молли?

Вот так запросто мой день из безумного превратился в нормальный.

– Хорошо. Только сперва нужно кое-что сделать.

Я встала с места и робко толкнула тяжёлую деревянную дверь, ведущую из кухни в мастерскую, готовая извиниться и принять на себя гнев моего деда.

Как всегда, в мастерской царил полумрак: оконные стёкла невозможно было как следует отмыть от покрывавших его многолетних слоёв копоти от прежних экспериментов. Ноздри заполнили запахи горящих керосиновых ламп, травяных отваров и спиртовых растворителей, привычные и тревожащие одновременно. Я не сразу разглядела деда, прежде всего потому, что он сгорбился над столом и сидел так неподвижно, будто даже не дышал.

Пока я шла к нему, его лицо искажала пузатая прозрачная реторта: мясистый нос стал ещё больше, а один глаз вдруг увеличился и позеленел, видимый через окрашенный раствор.

– Иди-ка сюда, Сэм. Скажи, что я тут варю, – его голос звучал ласково, без следа гнева.