На Западе показывали несколько лет назад клеветнический фильм «Врач из Сталинграда». Может, пора немцам сделать иной фильм под тем же названием?
Ефим Иванович Смирнов, генерал-полковник, руководивший в годы войны медико-санитарной службой, в своей книге «Война и военная медицина» приводит внушительную цифру — 61 400 коек были армией переданы НКВД для лечения военнопленных. (Управление по делам военнопленных находилось в ведении НКВД. Вот, оказывается, чем занимались эти страшные чекисты, о которых на Западе наворочены горы клеветы, которых и поныне рисуют с кинжалом в оскаленных зубах.)
Прочитав эту книгу, я обратился к автору и спросил Ефима Ивановича, что это были за койки.
Генерал-полковник не понял моего вопроса.
Я поймал себя на том, что смотрю в даль Сталинградской битвы из глубины еще более отдаленных событий и занимаюсь сравнением несравнимого. Это мы валялись в пыли, в лучшем случае — на окровавленном каменном полу какого-нибудь пакгауза или сарая — без бинтов, без лекарств, голодные и вшивые. Страшную свалку полутрупов и трупов фашисты именовали ревиром или лазаретом.
Койка — это и есть койка. На ней простыня, одеяло, подушка, и стоит она в палате, как маленькому, разъяснил мне генерал-полковник, очевидно досадуя, что связался с таким невежественным писателем.
Считаю необходимым процитировать один абзац из книги Е. И. Смирнова; вспомнив о шестьдесят одной тысяче четырехстах койках, предоставленных в наших госпиталях раненым немцам, он пишет: «И. В. Сталин проявил особый интерес к организации лечения военнопленных, особенно после окончания Сталинградской битвы, когда среди них было много больных, страдавших дистрофией и сыпным тифом...»
Не перегружаю ли я свое повествование документами, фактами и данными, не выхожу ли я за рамки художественной прозы и за пределы своей задачи — рассказать об одном из первых сражений Великой Отечественной войны.
Но я назвал свою легенду документальной...
И коль пошел рассказ о великой победе на Волге, надо поведать о том, как завершилась битва.
31 января 1943 года на медленном зимнем рассвете по войскам распространилась весть: мотострелки 38-й бригады держат в осаде здание универмага, а там в подвале — штаб 6-й армии.
Из врытого в волжский берег блиндажа, где ночевал, я побежал в сторону универмага.
Развалины улиц представляли зрелище невероятное: мимо наших танков тянулись унылые и страшные вереницы бросивших оружие, закутанных кто во что немецких солдат.
Горели костры, в их отсветах можно было разглядеть и наших гвардейцев, и... пленных румын в бараньих шапках.
Запыхавшись, я протиснулся во двор универмага. Там было много наших. Увидел группку немецких офицеров. Их охранял один молоденький автоматчик.
Не стану изображать из себя героя: в подвал меня не впустили, как я не доказывал, что фронтовая газета не может завтра выйти без моего репортажа.
Но я увидел, как из темной глубины медленно поднялось несколько командиров из мотострелковой бригады.
Ну и счастливые же были у них улыбки!
За ними следовал худой и серолицый, в шинели с поднятым воротником генерал-полковник (потом мы узнали, что Гитлер произвел его в фельдмаршалы и это была самая последняя радиограмма из Берлина).
Его вел наш генерал-майор — ладный и статный, по- деловому озабоченный, но спокойный. Я сразу узнал его, хотя с генеральскими петлицами не видел и вообще не видел давно — с первых дней августа 1941 года.
Это был начальник штаба 64-й армии Иван Андреевич Ласкин. Командарм Шумилов — герой Мадрида — поручил ему принять капитуляцию.
А ведь это Ласкин собирал на опушке Зеленой брамы воинов 15-й Сивашской дивизии и готовил их к решающему рывку, который завершился выходом оставшихся в живых из окружения.
Когда погиб комдив Николай Никифорович Белов, полковник Ласкин возглавил отряд. Рядом с ним шел, не кланяясь пулям, бригадный комиссар Сергей Петрович Семенов.
Сивашцы рванулись прямо на артиллерийскую засаду и забросали расчеты орудий гранатами.
В первый день группа Ласкина прошла с боем пять километров, потом преодолела второе кольцо и все-таки пробилась!
Как писали в старину, судьбе было угодно, чтоб именно один из командиров, хлебнувших горя в нашей 6-й армии, принял капитуляцию штаба 6-й немецкой армии.
...Я встречался с генерал-лейтенантом Иваном Андреевичем Ласкиным в 1982 году. Ровесник века, он полон энергии, в нем неиссякаемый запас житейской мудрости: говорить с таким человеком — одно удовольствие. Он помнит во всех подробностях и 7 августа сорок первого — опушку у Подвысокого,— и 31 января сорок третьего года — подвал сталинградского универмага. Генерал-лейтенант Ласкин вспоминает:
«Я назвал себя и объявил его пленником. Паулюс подошел ко мне и, высоко подняв вверх правую руку, на скверном русском языке произнес:
— Фельдмаршал германской армии Паулюс сдается Красной Армии в плен».
Из записок К. Симонова