Зеленая брама

Сверху лежащий, самый первый листок — перевод с не­мецкого. «Приказ по первой танковой группе, 26 июня 1941 года...» Документ какой-то... Интересно — ведь он помечен четвертым днем войны, может быть, самый первый немецкий документ, оказавшийся в наших руках и именно своей первостью заинтересовавший Симонова. Я отчетливо себе представляю: вот он находит в архиве трофейный документ, обращает внимание на дату... Тут начинает действовать газетчик: такой документ в начале войны не попал в руки нашего брата, надо хоть теперь отыграться.

Начинаю читать. Э, да я все это уже знаю, не просто где-то и когда-то читывал очень-очень давно, в незапамят­ные времена, а наизусть знаю.

История по меньшей мере странная...

Происходившее давно порой всплывает в памяти отчет­ливей, чем самое недавнее. Вспомнил точно, никаких сом­нений: это документ, читанный мной в июне 1941 года, в один из первых дней моего пребывания на войне. Я пред­стаю перед редактором теперь уже своей армейской газеты «Звезда Советов», он смотрит мне в глаза — примеряет, что за «деятеля» ему прислали из Москвы, неужели он кроме стихов ничего не способен сделать для газеты?

Редактор спрашивает:

   —  Как вы насчет фельетонов? Не пробовали?

В прошлом году на Карельском перешейке приходилось чуть не в каждый номер «Боевой красноармейской» сдавать фельетоны, и я отвечаю;

   —  Пробовал.

Тогда редактор вручил мне перевод с немецкого, тот самый «Приказ по первой танковой группе», который нашел в архиве и переписал Константин Симонов...

Документ стал трофеем нашей 6-й армии, уж не помню, при каких обстоятельствах. Сам командарм Музыченко дал редактору простодушное наставление: найдите такого писа­ку, чтобы разделал Клейста в хвост и в гриву.

И я оказался таким писакой. Мое первое появление на страницах армейской газеты, с которой мне предстояло от­ныне разделить свою военную судьбу,— фельетон по поводу приказа Клейста. Я даже помню название фельетона: «Фон Клейст приказал штанов не терять».

Приказ Клейста произвел тогда сильное впечатление. Сильное, но не ошеломляющее: ведь он датирован чет­вертым днем войны, когда мы еще не представляли себе, как повернутся наши дела. Мы еще предполагали, что отбросим напавших за границу, скоро и легко справимся с ними. Трофейный документ подтверждал наши надежды. Вот он:

Приказ по первой танковой группе

26.6.41

Слухи о прорвавшихся советских танках вызвали па­нику в тыловых службах.

Я приказываю:

   1.  Необходимо поучением, показом и угрозой наказа­ния указывать на последствия паники.

   2.  Против каждого зачинщика или распространителя па­ники должен применяться военный суд. Обвиняемый обвиняется в непослушании или трусости.

   3.  Каждый офицер обязан при каждом признаке паники действовать строжайшими средствами, при необходимости применять оружие.

   4.  При танковой угрозе отдыхающие колонны должны защищаться поперек поставленными машинами.

Я запрещаю:

   1.  При тревоге употреблять панические выкрики, как: «Танки прорвались!» Все привести в безопасность. Должны лишь применяться приказы и команды, как: «Внимание, взять винтовки и шлемы», «По местам» или подобное.

   2.  Автомашины или колонны, которые бегут, необходи­мо вернуть обратно. Движение должно быть только пла­номерное, должно проводиться в полном спокойствии.

   3.  Водителям автомашин нельзя удаляться от непосред­ственной близости, где находятся их машины [5]. В против­ном случае целые колонны могут стать неподвижными.

Подписал фон Клейст.

Встреча с приказом Клейста, право, здорово разволно­вала меня... Надо же было через столько лет взять в руки этот неуклюжий перевод, тот самый, с использования ко­торого и началась моя служба в редакции газеты «Звезда Советов».

Переворачиваю страницу...

Теперь уже документ, которого я никогда не видел. Переписано Симоновым с телеграфной ленты. Дата не проставлена, но из текста видно, что разговор о событии, имевшем место 24 июля, а в самых последних числах июля, когда мы обороняли Умань, такого спокойного разговора быть уже не могло. Значит, надо датировать 25 или 26 ию­ля — будет правильно.

Итак, вот что докладывает Военный совет Южного фронта:

Главкому Юго-Западного направления товарищу Буденному

Говорил с Понеделиным. Установлен вопрос о сдаче чехословаков. Как доложил Понеделин, бригада чехосло­ваков — Лисовец — действительно находилась, но пол­ностью не сдалась. 24 июля 1941 года на нашу сторону перешли только несколько десятков. Предположительно, бригада была готова сдаться и, видимо, собиралась это сделать, но, когда в бою попала под наш огонь и в спину немецкий огонь, понесла большие потери уби­тыми и ранеными, большая часть разбежалась по по­севам.

Все это выяснилось с приходом сдавшихся нам. При­няты меры к подготовке и организации сдачи чехосло­ваков.

Данный факт подтверждает нежелание воевать.

Тюленев, Запорожец, Романов фонд 228, оп. 701.