Вчера месяцы работы подошли к концу, временный ангар над ракетой был разобран и несколько нанятых механиков отправлены на главное ранчо, чтобы потом самостоятельно добраться до железнодорожной станции и цивилизации.
Не должно было остаться ни одного свидетеля взлёта, за исключением нескольких любопытных коровьих стад, которым случилось бы наблюдать издалека за этим удивительным экспериментом.
Эрик первым поднялся на борт по хлипкой лесенке. Он ненадолго задержался на небольшой металлической площадке возле входа в воздушный шлюз и пробормотал:
— Прощай, старый мир… и храни тебя Аллах!
Затем он нагнулся, принялся вращать штурвал, и тяжёлая наружная створка люка качнулась, отворяясь.
Он легкомысленно запрыгнул в отсек; я услышал лязг открывающейся внутренней створки шлюза. Тут же он пригласил меня последовать за ним.
ВСКОРЕ Я ОЧУТИЛСЯ в десятифутовом куполе. Его пол и стены покрывали тщательно разработанные амортизаторы, чтобы поглощать толчки и давление при ускорении. Тут находилось множество сложных навигационных приборов и баллоны с кислородом, чтобы восполнять жизненно важный элемент воздуха, герметичные банки с пищей и несколько предметов личного пользования, которые мы смогли позволить себе прихватить на борт.
Эрик спустился в люк в полу, в последний раз проверил камеру смешения, в которой в нужных пропорциях соединялись химикаты из резервуаров для образования секретного топлива доктора Локлина, и мощный насос, который нагнетал полученную смесь в камеры сгорания, несмотря на противодействующее давление.
Я обнаружил, что меня охватило странное равнодушие. Весь предыдущий день я дико волновался, переполненный сумасшедшим энтузиазмом в ожидании предстоящего приключения. Сейчас же я ощущал странное безразличие. Я стоял у борта у кварцевых обзорных панелей, невидящим взором уставившись на старый, разбитый временем дом с тёмными деревьями и широкие, испещрённые стадами, зеленые просторы, равнины, залитые солнечным светом. Я припоминаю, что начал механически считать штабеля досок, оставшихся от разрушенного ангара, в котором мы строили ракету, и что забыл их число до того, как закончил.
Эрик напугал меня, когда выскочил обратно в купол.
— Время произнести последние слова и записать их для потомков! — воскликнул он. — Двигатели зажгутся через три минуты!
Бросив последний рассеянный и печальный взгляд на безмятежный и любимый мир за окнами, я улёгся на подушки, предназначенные защищать мои конечности от ударов. Я видел, как Эрик делает то же самое.
Затем, казалось, прошла вечность. Моё сердце стучало очень громко, и поначалу каждый его удар казался начинающимся взрывом. Я вспомнил, что хотел что-то сказать Эрику, но не мог припомнить, что именно. Но даже если бы вспомнил, во рту у меня было так сухо, что я не смог бы выговорить ни слова.
Наконец, когда я думал, что запускающий ракету механизм, должно быть, испортился, мне показалось, что меня неожиданно прижало к полу жестокой сокрушительной тяжестью. Мое тело, казалось, было сделано из свинца; я напрягался, тщетно стараясь устроиться поудобнее. Дыхание буквально выдавило из моих лёгких. Я не мог расправить грудную клетку, чтобы снова вздохнуть. Я чувствовал себя так, словно меня придавил к полу злой великан.
По барабанным перепонкам ударил визгливый громогласный рёв — ревущие раскалённые газы из нескольких выхлопных труб.
Мучительное невыносимое давление, казалось, длилось столетия, полные боли. Затем вдруг раздался оглушительный раскат грома. Из люка в двигательный отсек вырвалась искра голубоватого пламени. Ракета, по-видимому, резко крутанулась, так что меня отбросило к амортизированной стенке.
Пронзительный визг ревущих реактивных двигателей быстро смолк. Тесное пространство вокруг меня затопила полная тишина. В то же время казалось, что весь мой вес пропал. Я плавал над подушкой, испытывая неописуемое и не сказать чтоб приятное ощущение полной невесомости.
«Что-то сломалось!» — пробормотал Эрик.
Я обернулся и посмотрел на него. Его лицо было белым, а на виске наливался кровью синяк, видимо, он ударился головой о какой-то прибор, когда ракета вильнула. Очевидно, мы свободно падали в пространстве, потому что, казалось, не имели веса. Эрик, пробираясь к люку, из которого вырвалась искра голубого пламени, пересек каюту, как будто учился плавать. Он достиг люка, пролез в него, исчезнув из моего поля зрения.
Мой взгляд скользнул к одному из кварцевых иллюминаторов, и я не мог сдержать возгласа изумления. По ту сторону было межпланетное пространство!
Глубоко, абсолютно чёрное небо. Горячие, яркие точки света на нём — звёзды, разноцветные сияющие точки. Среди сверкающих драгоценных камней и звёзд протянулись тусклые серебряные вуали и ажурные узоры далеких туманностей. Божественный свет, странный и чудесный, за пределами понимания!
Я взглянул в другой иллюминатор. В него было видно Землю. Огромный пятнистый шар светился туманно-зеленоватым светом. Знакомые линии континентов просвечивали сквозь этот туман. Одна её сторона была тёмной, другая ярко сияла в лучах Солнца.