На фоне абсолютной черноты космоса её белое тело казалось почти светящимся само по себе… Вот почему, думаю, Эрик впоследствии назвал её Госпожой света.
Изящная, чётко вылепленная статуэтка, она была обёрнута в прозрачную ткань сверкающей зелени, в дымчатую паутинку изумрудного пламени. Зелёную просвечивающую тунику придерживал на тонкой талии необычный пояс, усыпанный крохотными рубиновыми вставками, выглядевший так, словно был сделан из отполированного серебра. В белой руке она сжимала длинный тонкий посох или жезл из ярко-зелёного кристалла, из него между её утончённых пальчиков выступали маленькие серебряные штифты.
Её окружала слабая дымка или ореол фиолетового свечения — она плыла в маленьком облачке фиолетового света, что двигалось вместе с ней. Нижний конец изумрудного жезла был направлен за её спину, и из него вырывались маленькие изменчивые струйки яркого белого пламени — почему-то у меня создалось впечатление, что белое пламя было двигателем, который толкал её так же, как пламенные дюзы нашей ракеты выбросили нас с Земли.
Солнечно-золотые волосы обрамляли её милую головку. Она смотрела на нас с большим интересом и удивлением. Её большие глаза были глубокого синего цвета, как крупные сапфиры — но не каменно-холодные, а тёплые и мягкие.
Она медленно подплывала ближе, окутанная чудесной аурой фиолетового света, пока не добралась до кварцевого иллюминатора купола ракеты, уставившись на нас во все глаза, как и мы на неё.
Поначалу мой разум был сбит с толку невероятным чудом. Но я сию же минуту заговорил.
— Этого не может быть! — выпалил я. — Эрик, это галлюцинация! Она противоречит всему, что мы знаем о космосе. Там жизнь невозможна! Температура невообразимо низкая — сотни градусов ниже нуля! Там нет воздуха, нет кислорода для поддержания жизни. И вакуум космоса быстро вытянул бы всю влагу из любого живого организма. Всё живое должно иссохнуть и замерзнуть прежде…
— Может, всё так и есть, Хигдон! — задыхаясь, перебил Эрик. — В день Страшного суда ты попробуешь доказать, что ангелы не могут летать, потому что воздух в небесах недостаточно плотный. Смотри…
Его голос вновь затих, потому что он уже вновь жадно пожирал взглядом лучезарное чудо по ту сторону стекла.
Странная девушка плыла рядом с нами, разглядывая ракету с восхищённым любопытством, а потом она неожиданно простёрла кисть своей белой руки прямо к Земле. Она посмотрела на нас с вопросом в глазах.
Я на миг растерялся — я отупел от недостатка воздуха в ракете. Но Эрик тут же кивнул. Он широким жестом обвёл нас вместе с ракетой и затем указал в направлении Земли.
— Она спрашивает, откуда мы пришли, — перевёл он мне.
Внезапно он смолк. Я видел, как он и эта удивительная жительница космоса смотрели в глаза друг другу — серьёзно, страстно, жадно, словно в непонятном экстазе. Девушка не шевелилась. Её прекрасные щёчки, казалось, слегка зарумянились, и карминные губы невольно разошлись, чуть открыв блестящие зубы. Эрик выглядел необычайно бледным. Его взгляд был прикован к девушке; казалось, ему с трудом удавалось дышать.
Я чувствовал почти физический ток, текущий между ними.
Должно быть, прошли минуты, пока Эрик и девушка пребывали недвижны в непонятном единении. Я догадывался, что мы быстро расходуем последнюю порцию кислорода, которую Эрик выпустил, показывая мне девушку. Воздух становился непригодным для дыхания. Я расслабился, плавая в невесомости в куполе, мучительно задыхаясь при каждом вдохе.
Внезапно показалось, что Эрик потерял сознание. Его тёмные глаза закрылись, лицо побледнело ещё сильнее, и он кувыркнулся возле окна. Это было удушье, от которого, я боялся, он никогда не восстанет.
Я потащился к нему. Он всё же дышал, хотя очень слабо. Его пульс пугающе замедлился. Его руки заледенели, и я попытался растереть их. Но моё собственное тело налилось свинцовой тяжестью. У меня сильно кружилась голова, я боялся, что могу в любой миг потерять сознание.
Погрузившись на какое-то время в тупую апатию от удушья и безысходности, я позабыл об удивительном существе, что плавало за иллюминатором. Но тут моё внимание привлёк звук ударов. Я оглянулся и увидел, что она с тревогой всматривалась сквозь хрустальное стекло и стучала изумрудным жезлом по металлической стенке ракеты.
Сострадание и страх наполняли её глубокие синие глаза; выражение печали лежало на милом лице. В этот миг я и полюбил её. Я знал, что она была самой человечностью, самой добротой. Я всё ещё испытывал удивление, но первое потрясение, которое я испытал при её появлении, прошло. Её белые руки делали странные жесты, словно она вплывала в открытое кварцевое окно, входя в ракету. Он хотела войти внутрь!
Я указал на массивный механизм воздушного шлюза на вершине купола. Она немедленно подняла на него взгляд и тут же понимающе кивнула. Белое пламя вырвалось из изумрудного жезла, и она скрылась из виду, направившись ко входу.