Зеленая гелевая ручка

Много лет назад мы начали нанимать людей, которые делали то, что мы не могли. У нас всегда не хватало времени. У нас не хватало времени, потому что нам приходилось слишком много работать. Нам приходилось слишком много работать, потому что сегодня на все нужны деньги. Деньги, чтобы содержать ребенка, которого мы едва видели. Деньги, чтобы нанять того, кто будет убирать дом, в котором мы едва бывали. Деньги, чтобы жить жизнью, которая уже не приносила наслаждения. Смешной и нелепый замкнутый круг.

Среда, 20 марта 2002

8:49.

В тот день Хави опоздал опять.

Он сел за свой стол справа от меня, и мы сказали друг другу все, что хотели, даже не открывая рта.

– Как продвигаются дела с квартирой, Хави? – спросил Годо, чтобы хоть как-то нарушить молчание, воцарившееся после нашего обмена взглядами.

– О! – ответил тот. – А разве я вам не сказал? Подписываю договор на следующей неделе, наконец-то.

– Поздравляю! – сказали хором Годо и Сара.

Все утро Хави рассказывал нам, что они уже оформили документы на ипотеку на квартиру площадью около шестидесяти квадратных метров, расположенную в северной части города, стоимостью всего двести тридцать тысяч евро. И это притом, что у нее лучшие характеристики: центральное отопление с радиаторами во всех комнатах, и не важно, что этих комнат всего полторы, ванные комнаты с шикарной отделкой и роскошными кранами, и пусть обе ванные умещаются на семи квадратных метрах, а в спальне обшарпанные шкафы и едва входит двухместная кровать. Но главное, исключительная кладовая площадью пятнадцать квадратных метров – почти четверть квартиры. В дополнение к этому идет гараж, куда едва может протиснуться машина. Но это было настоящей сделкой века, хвастался без умолку Хави.

– К тому же у нас прекрасная территория с общим бассейном, двумя теннисными кортами и двумя помещениями для падел-тенниса, – рассказывал Хави, чье эго раздувалось при каждом слове.

– Как здорово! – сказали мы все хором, чтобы сказать хоть что-то приятное, принимая во внимание тот факт, что наш коллега по работе заложил свою жизнь в ипотеку до самой гробовой доски.

В этот момент подошла Эстрелла, которая, как и все остальное рабочее время, бездельничала. Нагрев уши и отодвинув любые моральные дилеммы и приличия в сторону, она произнесла вслух то, что никто из нас не осмеливался озвучить.

– Но, малыш, сколько же ты будешь платить в месяц по ипотеке? – радостно воскликнула она, заставив Хави испуганно оглянуться.

– Ну… – пролепетал он по давлением собственного эго, – каждый месяц мы должны выплачивать несколько тысяч евро по кредиту, плюс расходы на воду, телефон, электричество. Ужмемся как-нибудь, – отвечал Хави теперь уже с меньшей радостью в голосе. – В любом случае, останется еще немного, чтобы жить… я надеюсь.

– Чтобы выживать, – не сдержался я.

И почти все засмеялись.

– Над чем смеемся? – спросил Годо, подошедший в этот момент с кофе в руках.

Мы зовем Годо так, потому что его полное имя Годофредо слишком уж величественное, как говорит он сам с присущим ему чувством юмора. Годо способен играть словами, как профессиональный жонглер. Это один из самых тонких и креативных умов среди всех, кого я когда-либо встречал, который явно находится не на своем месте. Годо мог бы быть писателем, скульптором, певцом, в общем, художником в широком понимании этого слова, но вместо этого он тратил свою жизнь на строчки и последовательности кодов.

Сколько людей в мире находятся не на своем месте? Сколько людей в мире с нереализованными способностями, окруженных невежами, не способными даже разглядеть эти навыки? Годо точно был одним из них, думал я. Жаль только, что на телевидение пускают исключительно креативщиков, которые могут придумать разве что заезженные фразы: «Я поменяю ваш шампунь на два моих…»

В другом отделе прямо напротив Эстреллы сидел Фелипе: зануда, футбольный фанат, приставала из приставал. Один из тех людей, от которых просто невозможно отделаться, когда они начинают говорить с вами, и, просто слушая их, вы уже понимаете, что устали, что они вам надоели с их техническими подробностями, с их несокрушимой риторикой, с их невыносимой тяжестью. Он постоянно говорил о футболе, об этом чертовом футболе. Я ненавижу футбол. Вернее, так: нет никакого смысла в том, чтобы его ненавидеть, он просто мне не интересен, как не интересно фехтование, парусный спорт или поло…

Его фразы всегда были одинаковыми: «Ты можешь поверить, какой гол он пропустил в последнюю минуту! Этот судья дальше своего носа не видит! Выдумали какой-то офсайд! У нас черная полоса! Вчера мы провели одну из лучших игр года! Мы выиграли последние десять матчей!»

– В смысле, «мы выиграли»? Что значит «мы»? Что значит «мы победили»? – разозлился я однажды, в один из тех дней, когда все идет не так.

Я набросился на него, не задумываясь, так грубо и так дерзко, что хотел было остановиться, но уже не смог: