Зеленая лампа (сборник)

В селенье Никита

Жил мальчик Никита,

Работал Никита

В Никитском саду…

Или есть у меня этакий шуточный цикл «Записки аптекаря», послушайте несколько его записей:

Как странно… У Ильи-гомеопата,

Как и у нас, по рупь пятнадцать вата!

– Бессмертны мы! – вскричал мудрец Агриппа.

Но обмишурился и умер он от гриппа.

Я засмеялась.

– Нравится? – спросил Заболоцкий. – Рад, что доставил вам удовольствие. Но к поэзии это не имеет никакого отношения.

Я пыталась возразить: под этими строчками не отказался бы подписаться Козьма Прутков.

– Нет, нет… – Николай Алексеевич поморщился и досадливо отмахнулся: – Стихи писать легко, поэтом быть трудно.

– Так что же, – не сдавалась я, – «служенье муз не терпит суеты, прекрасное должно быть величаво»?

– Вот именно, – спокойно согласился он, явно не желая видеть моей иронии. – И заметьте: именно величаво, а не величественно. Это стихи об уважении к искусству. Уважении, которого так часто не хватает самим художникам…

Заболоцкий пронес благоговейное уважение к искусству через всю свою сложную и во многом несправедливо сложившуюся жизнь, ни разу не изменив ему. Этим уважением проникнуто всё его творчество.

И возможно ли русское слово

Превратить в щебетанье щегла,

Чтобы смысла живая основа

Сквозь него прозвучать не смогла?

Нет, поэзия ставит преграды

Нашим выдумкам, ибо она

Не для тех, кто, играя в шарады,

Надевает колпак колдуна…

Мы шли по аллейке вдоль берега моря. На серой скале, изогнувшись, отведя руки назад и приготовившись к прыжку, стояла белая гипсовая девушка.

– Очень хочется помочь ей спрыгнуть! – неожиданно весело сказал Заболоцкий. И сделал движенье рукой, словно подталкивая статую. – Насколько лучше здесь стало бы без нее.

С моря дул ветер, соленый и влажный.

Уже по возвращении в Москву Николай Алексеевич во время одной из встреч прочитал нам короткий цикл «Весна в Мисхоре», где были такие замечательные строки:

Посмотри, как весною в Мисхоре,

Где серебряный пенится вал,

Непрерывно работает море,

Разрушая окраины скал.

Час настанет, и в сердце поэта,

Разрушая последние сны,

Вместо жизни останется эта

Роковая работа волны.