Зеленая миля

— Не волнуйся, Дел. Не позволю. — Но думал я о другом: что же мне сейчас делать с Мистером Джинглесом? Не мог же я ввести Делакруа в кладовую, где сидели десятки людей, с мышонком на плече.

— Я его подержу, босс, — пророкотал голос за моей спиной. Голос Джона Коффи. А раздался он сразу же после моего невысказанного вопроса, словно Коффи отвечал на него, прочитав мои мысли. — Пока. Если Дел не возражает.

Делакруа облегченно кивнул.

— Да, пусть он побудет у тебя, Джон, пока не закончится эта суета. А потом… — Его взгляд вернулся ко мне и Зверюге. — Вы отвезете его во Флориду. В этот Маусвилл.

— Да, скорее всего мы с Полом повезем его вместе. — Произнося эти слова, Зверюга наблюдал, как Мистер Джинглес перебирается с моего плеча на протянутую руку Джона Коффи. Проделал он все это добровольно, не боясь, безо всякого принуждения, точно так же, как перешел с руки Делакруа на мое плечо. — Используем часть отпуска. Правда, Пол?

Я кивнул. Кивнул и Делакруа, его глаза блеснули, а по лицу пробежала тень улыбки.

— Люди будут платить по десятицентовику, чтобы посмотреть на него. Дети — по два цента. Так, босс Хоуэлл?

— Совершенно верно, Дел.

— Вы хороший человек, босс Хоуэлл. Вы тоже, босс Эджкомб. Вы иногда на меня кричите, но лишь в случае крайней необходимости. Вы все хорошие люди, за исключением этого Перси. Жаль, что я не встретился с вами в другом месте. Не здесь и не сейчас.

— Я должен тебе кое-что сказать, — повернул я разговор в нужное русло. — Перед тем как мы выйдем из камеры. Ничего особенного, но это часть моей работы. Ты готов?

— Oui, monsieur. — Делакруа посмотрел на Мистера Джинглеса, устроившегося на широком плече Джона Коффи. — Au revour, mon ami. — Слезы покатились еще быстрее. — Je t’aime, mon petit.[37] — И он послал мышке воздушный поцелуй. Нелепый, может, даже гротескный. В другой ситуации, возможно, но здесь вполне уместный. Я взглянул на Дина, но тут же отвел глаза. Дин смотрел в сторону изолятора и как-то странно улыбался. Я понял, что он вот-вот заплачет. Что же касается меня, то я пробубнил положенное (насчет сотрудника суда и прочего), после чего Делакруа в последний раз вышел из камеры.

— Одну секунду, босс, — остановил меня Зверюга и проинспектировал макушку Делакруа, после чего удовлетворенно кивнул и хлопнул Делакруа по плечу. — Все лишнее сбрили. В путь.

И Эдуард Делакруа в последний раз прошагал по Зеленой миле, с потеками пота и слез на щеках, под раскаты грома. Зверюга шел слева от осужденного, я — справа, Дин — сзади.

Шустер ждал в моем кабинете, тут же стояли надзиратели Рингголд и Бэттл. Шустер посмотрел на Дела, улыбнулся, затем обратился к нему по-французски. Мне показалось, что священник сильно коверкает слова, но родной язык подействовал магически. Дел улыбнулся в ответ, подошел к Шустеру, обнял, прижал к груди. Рингголд и Бэттл шагнули вперед, чтобы оторвать осужденного от священника, но я остановил их взмахом руки.

Шустер выслушал французский монолог Дела, перемежаемый всхлипываниями, кивнул, словно все понял, в свою очередь похлопал его по спине и взглянул на меня через его плечо.

— Я не понимаю и четверти того, что он говорит.

— Не думаю, что это имеет хоть какое-то значение, — буркнул Зверюга.

— Полностью с вами согласен, сын мой, — с улыбкой ответил Шустер.

Из всех священников, что перебывали в блоке Е, он был лучшим, и только сейчас до меня дошло, что я понятия не имею, как сложился его жизненный путь. Надеюсь, несмотря ни на что, он сохранил свою веру.

Шустер вместе с Делакруа опустился на колени, затем сложил руки перед собой. Делакруа последовал его примеру.

— Not’ Pere, que etes aux cieux,[38] — затянул Шустер, и Делакруа присоединился к нему в молитве. Они произнесли ее по-французски, закончив, как положено: «Mais delivres du mal, ainsi soit-il».[39] К тому времени слезы Дела высохли, он заметно успокоился. Затем последовало несколько строф по-английски, после чего Шустер хотел подняться, но Делакруа удержал его, что-то сказав по-французски. Шустер выслушал, нахмурился. Дел добавил еще пару фраз и с надеждой воззрился на священника.

Шустер повернулся ко мне.

— Он хочет произнести еще одну молитву, с которой я не могу ему помочь, не являясь католиком. Ничего?

Я взглянул на настенные часы. До полуночи еще семнадцать минут.

— Хорошо, но пусть поторапливается. Нам нельзя выбиваться из графика, знаете ли.

— Не волнуйтесь.

Шустер повернулся к Делу, кивнул.

Дел закрыл глаза, но ни слова не сорвалось с его уст. Брови его сошлись у переносицы, и я понял, что он роется в памяти, силясь отыскать то, что хранилось там без дела много лет. Я вновь взглянул на часы, хотел уже сказать, что нам пора, но Зверюга дернул меня за рукав и покачал головой.

И тут Дел заговорил, быстро, напевно, и французский его звучал нежно и чувственно: