Зеленая мумия

– Она отошла рассерженная, и вперед выступил, размахивая навахой, какой-то юноша, наверное, ее жених. Лола заголосила, в толпе раздались вопли. И я убил его…

– Боже! Каким образом?

– Ножом в сердце, Дик. Помню, я закричал, как во сне, толпа расступилась и отхлынула, я увидел желтые огни, лежащего на земле человека и кровь, которая фонтаном била из его груди. Лола бросилась на бездыханное тело, а гид, схватив меня за рукав, утащил прочь. В тот момент все огни погасли и нам удалось скрыться. Вскоре явилась полиция, началось разбирательство, но я уже спрятался в безопасном месте.

– Гид не выдал тебя властям?

– Я заплатил ему сто фунтов, и он меня не бросил, но вынудил немедленно покинуть Севилью и отвез к Гибралтару. Однако цыгане выследили меня.

– Ты их видел?

– Нет, но я услышал музыку того танца, и с тех пор она преследует меня. Я сел на пароход до Мальты, и на борту до меня донесся звон той адской гитары. Он повторился и на Мальте. Оттуда я направился в Сицилию, затем в Италию, Германию, Швейцарию и Францию, но, где бы я ни был, проклятая мелодия изнуряла меня. Сегодня вечером, получая багаж на вокзале Виктория, я опять уловил ту песню. Я никого не заметил в толпе, но музыку различил ясно. Наконец я пришел сюда к тебе – и гитара зазвучала снова!

Его голос дрогнул и стал каким-то тонким, Хью уткнулся мне в плечо, и я, человек практический и не наделенный экстрасенсорными способностями, внезапно услышал гитару. Мелодия доносилась с улицы и очень походила на ту, что напел мой брат, – дикую, странную, захватывающую. Я инстинктивно повернулся к окну, но Тэнкред до боли сжал мне руку потными пальцами и пробормотал, как в горячке:

– Нет! Не открывай, не делай этого…

Голос замер у него в горле, Хью словно обмяк и, лишившись чувств, повалился на пол. Нельзя было терять ни минуты. Я распахнул окно – гитара смолкла. Я внимательно осмотрел залитую лунным светом улицу: ни души. Озадаченный, я вернулся к своему гостю, который по-прежнему лежал без сознания.

Недели три Тэнкред метался в бреду на волосок от смерти. Тяжкое бремя убийства, страх перед местью и горячечные мысли о преследующей его гитаре, похоже, спровоцировали у Хью воспаление мозга. Я позвонил своему коллеге, и мы вдвоем прикладывали все усилия, чтобы спасти пациента. В итоге мы преуспели, однако, должен признаться, мы вытащили молодого человека буквально с того света. Попадись ему менее добросовестные врачи, он бы умер. Мы делали все возможное и невозможное, дабы отвратить фатальный исход. Однажды, приготавливая Хью лекарство, мы отчетливо различили звон гитары.

Музыка была настоящей – никаких галлюцинаций, тем более что мой коллега тоже слышал ее, а одновременно, как известно, с ума не сходят. Хорошо, что Хью лежал в дальней комнате, и нам удалось уберечь его от этой мелодии, иначе она, наверное, убила бы его, ибо он и так болтался между жизнью и смертью.

Я решил разыскать гитариста, но в полицию по понятным причинам обратиться не мог, ведь Хью убил в Севилье цыгана. Нельзя будить лихо, пока оно тихо. Тэнкреду чудом удалось бежать, и я не желал, чтобы его выдали властям Испании и судили как преступника. Отныне я, как никто другой, был ответственен за него, ведь это немыслимо: сначала спасти человека, а потом обречь его на погибель.

Музыканта я не видел, но время от времени, ночью и днем, до меня доносились бренчание струн и та самая адская песня, которую я уже выучил наизусть. Однажды я поймал себя на том, что насвистываю ее, и всякий раз, слыша злополучный мотив, я выходил на улицу в надежде повстречать исполнителя, но напрасно. Я спросил у местного констебля, кто играет на гитаре, и он ответил: какой-то горбун, которого сопровождает красивая девушка. Я мигом сообразил, что это Лола идет по следу своего врага, который зарезал ее возлюбленного. Я был уверен, что Лола – рядом, что она вынашивает план мести, но еще не сознавал всю его чудовищность.

Через положенное время Хью поправился, и вместе со здоровьем к нему вернулись тревожные мысли об убийстве цыгана. Он утомлял меня вопросами, не звучит ли поблизости гитара, и я, да простит меня Бог, поклялся, что ни разу с той ночи, когда он заболел, не случалось ничего подобного. Разумеется, я опасался, что если кузен останется в моем лондонском доме, то вскоре услышит адскую мелодию и опять заболеет. Ситуация требовала кардинальных мер, поэтому я купил два билета до мыса Доброй Надежды и, договорившись о долгосрочном отпуске, взялся сопровождать туда Хью. Чтобы он сохранял невосприимчивость к звукам, я давал ему сильное успокоительное средство вплоть до того момента, как мы взошли на борт. Я привез его на пароход в полубесчувственном состоянии, и моя предусмотрительность оказалась не лишней: едва мы повернули за угол Харли-стрит, зловещий музыкант заиграл снова…

– Теперь ты в безопасности, мой дорогой, – объявил я, когда мы качались на волнах Ла-Манша. – Сюда цыгане уж точно не доберутся.