Зеленая мумия

– Прими-ка, дорогой. Вот так. Да осторожнее, не расплескай! – увещевал я, потому что его руки так тряслись от нервного возбуждения, что мне самому пришлось поднести стакан к его губам.

Наконец он выпил лекарство, и я пощупал его пульс, убедившись, что тот скачет самым опасным образом. В довершение всего Хью, несмотря на летнюю жару, била лихорадка, и зубы его клацали. Я всмотрелся в его лицо: нет, мой гость не производил впечатления пьяного, хотя, судя по внешнему виду и поведению, он долго находился в запое.

– Ты позаботишься обо мне, Дик? – спросил он, продолжая озираться на дверь.

– Да-да, тут тебя никто не обидит. Полежи немного и успокойся.

Опершись на мою руку и пошатываясь, он побрел к кушетке, после чего, как я и ожидал, у него открылся сильнейший нервный приступ. Хью кричал, задыхался и бился в истерике, сотрясаясь всем телом. Голова его моталась из стороны в сторону, а зубы стучали, словно кастаньеты, – неприятное зрелище даже для такого опытного доктора, как я. Вообще-то эмоциональный Хью всегда отличался возбудимостью, но это не имело ничего общего с болезнью, и в таком состоянии я прежде его не видел.

Лекарство помогло ему, и постепенно он успокоился настолько, чтобы объяснить, что с ним произошло. Он изложил свою историю сдавленным шепотом, крепко сжимая мне руку, и его рассказ так поразил меня, что я подумал о галлюцинациях, но вслух не стал произносить это слово, опасаясь еще больше напугать своего бедного друга.

– Шесть недель назад я посетил Севилью, – начал он. – Путешествовал один, потому что не желал, чтобы какая-нибудь шумная компания болванов испортила мне удовольствие. Я остановился в хорошей гостинице и нанял гида, чтобы тот показал мне достопримечательности. Я осмотрел собор, фабрику табака, Гиральду[18] и Торре-дель-Оро[19]. Потом мне захотелось попасть в цыганский квартал и полюбоваться на местных красавиц. Гид согласился проводить меня туда, но предупредил, чтобы я не оказывал знаки внимания ни одной девушке, ибо цыгане ужасно ревнивы и враждебны к чужакам. Я ответил, что не так глуп, чтобы искать на свою голову приключения, и пообещал вести себя осторожно. Но ты ведь знаешь, Дик, как я распаляюсь, когда доходит до хорошеньких женщин.

– Да уж, – кивнул я. – Так вот откуда твои проблемы?

– Все намного хуже, – поежился мой пациент. – То, что со мной стряслось, – не просто проблема. Этот клубок не распутать, – прижал он палец к губам. – Они собираются уничтожить меня!

– Цыгане? Ерунда какая-то!

– Все верно. Закон Моисея: око за око и зуб за зуб. – После паузы Хью добавил: – Я убил человека.

– Ты?! – отпрянул я в испуге.

– Так вышло, Дик, – продолжал он. – В цыганском квартале я заглянул в летний театр. Танцевала девушка – прелестная цыганка, стройная, черноволосая, большеглазая. Она была в платье – красном, как кровь. Меня предупреждали о значении этого цвета, – вытер Хью пот со лба и начал задыхаться, – но я пропустил мимо ушей. Она улыбнулась мне, и я… потерял голову. Еще ни разу в жизни я не встречал такую красавицу. Это было сродни дурману. Когда она одарила меня обворожительной улыбкой, я, как в тумане, вытащил из петлицы сюртука цветок и бросил к ее ногам. Мой гид тотчас схватил меня за руку и попытался увести. Но я прогнал его, так как вознамерился перемолвиться с Лолой парой фраз, прежде чем уйти.

– С Лолой?

– Да, с Лолой Фаджардо. Зрители называли ее так, когда она танцевала. Я тоже обратился к ней по имени.

– Не иначе, ты свихнулся, Хью, или напился.

– Скорее, последнее. Все происходило после обеда, а я не привык к крепким испанским винам. Если я себя не контролирую, то могу изрядно набраться. Я был жутко взвинчен, красота и обольстительные взоры Лолы пьянили меня больше, чем спиртное. Какое-то время я не видел вокруг себя ничего и никого, кроме нее. Она кружила передо мной в гипнотическом танце, словно Саломея перед Иродом.

– Чепуха! Сейчас важнее проза, чем поэзия.

– Я излагаю лишь факты! – закричал Тэнкред. – Она танцевала с человеческой головой в руках. Это и есть танец Саломеи – дочери Ирода. Она играла этой головой, раскачиваясь и двигаясь в такт музыке. Ах! – закатил он глаза. – Какая мелодия! Она до сих пор преследует меня. Но были также слова…. Ужасные слова. Я попросил гида перевести мне их, а потом сложил в песню. Послушай!

Хью вскочил и, схватив подушку, закружился по комнате, распевая какой-то фантастический мотив, а от слов, хоть он исполнил всего один куплет, у меня по коже побежали мурашки.

Вглядись в движенья танца

И красные одежды.

Я – дочь Боэта Ирода,

Играю я порой

Крестителя главой.

– Хью! Прекрати! – прервал я кошмарный танец и толкнул брата обратно на кушетку. – Успокойся! – приказал я ему. – Что на тебя нашло? Так тебе станет еще хуже. Лучше растолкуй, в чем все-таки дело.

– В Лоле, – объявил он. – Она закончила пляску и пошла по кругу, собирая деньги. Протянув мне свой тамбурин, она одарила меня ослепительной улыбкой. Я бросил в него золотую монету, а потом в порыве безумия поцеловал руку девушки.

– Публично? Да ты чокнулся!