Зеленая ночь

— Так ведь не с пустыми руками пойдешь. Сколько скажет… По-твоему, какая цена?

— Да, сказать по чести, не знаком я с этой арифметикой. Думаю, сотни три.

Джавад достал деньги из кармана брюк, потом еще — из кармана сатинового пиджака.

— Ты только… Гарибу не надо… — сказал он, складывая деньги стопочкой, — он таких вещей не понимает. Узнает — разозлится на меня.

— Ясно, уста Джавад. Значит, так: месяца два Гариб будет без работы. Пробить штатную единицу… Сам понимаешь, не баран начхал.

— Ясное дело. Что ж, два месяца так походит. Подождем.

— Только ты хвост ему накрути, уста Джавад! Я вмешиваться не буду.

— Уж это не беспокойся. — Вдвое сложив бумажки, Джавад положил деньги перед Серханом. — Пусть будет на благо, как материнское молоко!

Серхан не стал, как Шаммед-Лиса, слюнявить пальцы и пересчитывать деньги, он даже и не взглянул на них. Всматриваясь в темноту, он думал о том, до чего же глупы люди. Неужели этот брюхатый дурень и впрямь думает, что Гариб будет работать в заповеднике?

5

Каждый вечер, ложась спать, Малейка давала себе слово, что утром как следует потолкует с Гарибом. Но со дня на день все откладывала разговор. А молчать дальше не было никакой возможности, Кендиль прожужжала все уши: «Да что ж это получается, мама? Мы уже все к свадьбе приготовили. А вы и не шевелитесь. Мне Джаваду в глаза глядеть совестно».

Не своей волей ходит сюда бедняжка каждый день, не свои слова говорит — Джавадовы…

Гариб уже спускался по лесенке, и тут мать вдруг решилась:

— Сынок! Может, бросил бы ты свой заповедник? Слава богу, поправился…

— А чего мне его бросать? Скоро в штате буду.

— Да ведь ты все: заповедник, заповедник, а… С Гюльсум-то как? Обручились, а ты не мычишь не телишься. Нельзя так, милый. Скажи свое слово, будем к свадьбе готовиться. Вдруг Джавад подумает: переметнулся ты, не хочешь жениться на его племяннице.

— Почему это? Я женюсь! Женюсь, но одно условие. Чтоб с заповедником ко мне не приставали!

Гариб улыбнулся, но в голосе его мать почуяла раздражение.

— Постой! — крикнула она, когда Гариб уже шел к воротам. — Ботинки себе купи, — она протянула ему деньги. — Обязательно! Эти все по кустам исшаркал!

Ботинки у Гариба и впрямь были никуда. Он равнодушно взглянул на их потрескавшиеся мыски и взял скомканные бумажки.

— Спасибо, мама.

«Мать права, — подумал он, шагая к обувному магазину. — Заповедник заповедником, а про Гюльсум забывать нельзя. Вдруг подумает, знать ее не хочу, обидится. Выдумали тоже — жениться не хочу. Почему бы мне не жениться?..

Гариб ощущал сейчас какую-то особую легкость. Улицы и дома казались ему нарядными, новыми, радовали улыбки на знакомых лицах. Он с таким интересом посматривал по сторонам, будто лет пять не бывал в поселке.

Опершись на перила, Гариб постоял на мосту, послушал, как журчит мутная быстрая вода Каркар-чая. Надо, надо и сюда приходить. Знать надо, что в мире творится. Жизнь не стоит, течет, как вода в реке…

Проходя мимо чайханы Вазирхана, Гариб замедлил шаги; и как это вышло, что он столько времени даже не вспомнил про чайхану? Раньше чуть не каждый вечер бывал, не зайдет — вроде не хватает чего-то. Ему нестерпимо захотелось хоть полчасика посидеть за столом, посмотреть на людей, послушать разговоры… «Ботинки потом куплю».

В стороне был свободный стол. Гариб сел. Нравилась ему эта чайхана. Столики располагались в тени четырех огромных акаций. Здесь было не жарко, хорошо продувало, и Вазирхан подавал посетителям крепкий душистый чай.

Дверь стоявшего чуть поодаль маленького, в одно окно, домика была отворена. У потемневшей от сажи стены на длинном столе шумели два пузатых желтых самовара. Вазирхан мыл посуду: макал в большой таз стаканчики и блюдца и вытирал чистым полотенцем.

Прошло несколько минут, Вазирхан поставил перед Гарибом круглый цветастый чайник. То тут, то там слышался негромкий разговор, люди украдкой поглядывали на Гариба, но никто не здоровался. Чего это они?

Медленно поворачивая в руках стаканчик, Гариб огляделся. За дальним столиком сидел с какими-то тремя Шаммед-Лиса. Лиса глубоко затягивался сигаретой, пускал дым и прищуренными от дыма глазками поглядывал на Гариба. Гариб повернул голову и стал смотреть на него. Шаммед бросил сигарету, пробормотал что-то, и сидевшие с ним мужчины все разом обернулись к Гарибу.

Залыш-Пендир тоже был в чайхане. Положив на колено форменную фуражку, он величественно восседал за столиком. Раньше Залыш работал на сыроваренном заводе и вдруг в один прекрасный день появился на улице в милицейской форме. Вечером того же дня он подошел к Ибишу, торговавшему семечками возле кинотеатра, дал парню подзатыльник и, схватив мешок с семечками, высыпал их на землю. И удалился, довольный собой.