Застонав, Серхан отвалился в сторону, острая боль отрезвила его. Он вдруг испугался. Испугался, что все это плохо кончится.
Девушка уже была на ногах. Острые листья камышей исцарапали ей все ноги.
— Я тебе… Я тебе такое устрою!.. Негодяй! — Гюльсум наконец заплакала.
— Ну чего ты?.. — поднимаясь, пробормотал Серхан. — Я же сказал — женюсь. А Гариб… Пошли ты его!.. — Он погладил укушенное плечо. — Проводить тебя, а?
— Убирайся! Кобель вонючий! Подлец!
Девушка бегом бросилась от него.
8
Фарач налил себе чаю из термоса, выпил, налил второй стаканчик и, надев очки в золотой оправе, стал читать «Спорт». Он не просмотрел еще и первой страницы, как дверь осторожно приоткрылась и в нее просунулась маленькая голова.
— Здравствуй, Фарач!
Доктор Фарач, нагнув голову, поверх очков глянул на посетителя.
— А, ты, Джавад? Заходи.
Джавад на цыпочках вошел в кабинет и притворил за собою дверь. Посмотрел на влажный, только что вымытый пол, кинул взгляд на белые занавески.
— У тебя здесь благодать, — облегченно вздохнул он. — Прохладно. А на улице пекло!..
Фарач сложил газету, положил на нее очки и, глядя на круглый живот Джавада, спросил:
— Ну, с чем пришел?
— Ты что, забыл? Я ж тебе говорил. Насчет Гариба…
— А, помню. Привел парня?
— Привел. Только, Фарач, ради бога!.. Я ведь его на пушку взял. Фарач, мол, тебя посмотреть хочет, совсем болезнь прошла или нет.
— Давай зови!
Джавад повернулся на каблуках, открыл дверь и впустил Гариба. Фарач внимательно поглядел на парня, кивнул на табуретку.
— Внуками клянусь, минутки свободной нет, — Фарач надел очки. — Сам хотел зайти тебя проведать — никакой возможности. Столько дел…
Он еще что-то говорил, Джавад отвечал ему, но Гариб не слушал их. Он думал, что это за кабинет: глазной, ушной, зубной?.. В переднем углу комнаты, покрытый простыней, стоял топчан, на нем огромная тугая резиновая подушка. Чуть поодаль на стеклянном столике в строгом порядке разложены сверкающие инструменты: ложки с длинными ручками, кривые ножницы, щипцы, клещи… Справа на высоком треножнике закреплена большая посудина, наполовину заполненная водой. От посудины идет длинный резиновый шланг, заканчивающийся какой-то черной штуковиной, похожей на мундштук.
— Открой-ка рот, Гарибджан. Язык высуни.
Доктор Фарач послушал у Гариба пульс, постукал пальцем по ребрам.
— Аппетит как, Гарибджан?
— Что ни подай — сметаю!
— Молодец! Засучи-ка штанину.
Гариб завернул брючину. Джавад подошел, с интересом взглянул на его икру: плотная, мускулистая, что ручка у топора. Он удовлетворенно качнул головой.
— Дай бог тебе долгой жизни, Фарач. Если б не ты… Вон он какой стал, об камень не расшибешь!
— Есть бы тебе поменьше, — сказал Фарач, указательным пальцем трогая коленку Гариба.
— Ты это мне? — Джавад подался вперед.
— Тебе, тебе. Есть, говорю, надо меньше. Нельзя так.
Джавад улыбнулся, положил руку на живот.
— Организм у меня такой. Стакан воды выпью — кило прибавил. Да только от сытости никто еще не помирал. У нас в районе все поесть здоровы́.
— Это верно. Обжорством славимся.
— Значит, крепкие люди. У здорового и аппетит хороший. Гасанкулу, покойника, помнишь? Среднего роста был, и не сказать чтоб брюхатый, а ел!.. До самой смерти ел от пуза и, заметь, ни грамма не прибавлял: как был смолоду, так и остался. Здоровье крепкое было, вот и ел.
Фарач ничего не ответил — бессмысленный разговор. Достал из стола маленький молоточек, вроде тех, что бывают у ювелиров, взял ногу Гариба, положил ее на другую.
— Гарибджан, ты про Дон Кихота читал?
— Нет.
— И я не читал. Но кино видел. — Фарач стукнул его молоточком пониже коленки. — Якуб-муаллим говорит, что ты на Дон Кихота похож.
Он снова ударил Гариба молоточком. Нога дрогнула, Гариб закусил губу, чтоб не рассмеяться. Хорошо это или плохо — быть похожим на Дон Кихота?
Доктор Фарач вывернул ему веки, вгляделся в глаза.
— Говорит, Дон Кихот точь-в-точь такой же был… — Доктор Фарач снял очки. — Да, милый, можешь идти. Болезни в тебе никакой. Абсолютно здоров. Но все равно: побольше на воздухе, зелени вдоволь ешь.
Джавад кашлянул.
— Подожди меня там, — он кивнул Гарибу на дверь.
— Не горюй, Гарибджан! — Фарач улыбнулся. — Клянусь внуками, Дон Кихот был хороший мужик… В сто раз лучше всех нас!
Дверь за Гарибом закрылась.
Фарач положил очки на свернутую газету.
— Зря парня порочишь, — сказал он, строго взглянув на Джавада. — С головой у него все в порядке.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что он в сто раз умнее тебя.
— Дай бог, дай бог!.. А вот про свежий воздух ты это зря… — Гариб сокрушенно покачал головой. — Теперь опять удерет в заповедник свой.
— Меня это не касается, куда он удерет. А свежий воздух ему необходим. Тебе тоже советую.
Серхан стоял на вышке, держа бинокль у глаз, потягивал сигарету. Адыширин обчистил с сапог глину и поднялся к нему.
— Ну чего все дымишь? — проворчал он. — Не жрешь, папироски смолишь… Или впрямь в Гарибову девчонку втрескался?
Серхан щелчком отбросил сигарету.
— Да не втрескался я… Просто зло берет: такая девка, а он допускает, чтоб по камышам шаталась! Держи, дурак, четырьмя руками!..