Зеленая ночь

— Ей-богу, не знаю. В Баку я не вернусь. А если вернусь, только вместе с тобой. — Назлы улыбнулась.

— И куда ж ты меня сунешь? — Багир усмехнулся. — У вас там и курятника нет.

— Ну-у… Квартирный вопрос можно решить… Можно построить кооператив.

— Это что ж такое?

— А это когда покупают квартиру за наличные деньги… — И Назлы, прижав руку к его груди, вздохнула. — Отец, родной!.. Раз уж так случилось, раз зашел разговор, выложу тебе все, что на душе. Если я не права, скажи, отругай. Только чтоб не думал плохого. — Она говорила вроде бы и виновато, но в тоне ее была настойчивость человека, решившего добиться своего.

— Говори, послушаю.

— Давай продадим этот дом.

Ничего не понимая, Багир молча смотрел на нее. Теперь и вторая рука дочери легла ему на грудь.

— Продадим дом, а на эти деньги купим квартиру. Трехкомнатную. Ты переедешь к нам… До каких лет можно работать? Тебе пора отдыхать. Будешь жить в городе, никаких забот. А то я там, ты здесь… Ни днем ни ночью покоя не знаю… Как там отец? Кто его накормит в лесу, кто приберет, постирает?.. Да хоть бы ты и тут, в доме, жил, что одному делать?

Багир все хотел прервать дочь, остановить ее, но у него отнялся язык. Хорошо, сама замолчала. Умолкла, поглядела ему в глаза. Спросила осторожно:

— Что скажешь?

— Говоришь, дом продать? — Багир уже взял себя в руки.

— Продать. И покупателя искать не надо. Намаз хоть сейчас готов. Даст, сколько запросишь.

Багир оторвал от себя ее руки.

— Значит, продать Пити-Намазу родной дом?

— А что тут такого? И тебе будет хорошо, и у нас все наладится.

В ушах у Багира гудело, боль сдавила виски, потом разлилась по всей голове, по шее, и он как бы оцепенел от боли.

— А где же мне помирать, дочка?

— Избави бог! — проникновенно сказала Назлы. — Пусть твои враги помирают. Я же сказала, ты один не останешься, поедешь с нами. Папа, милый!..

— А пока квартиру добудете, где мне обретаться?

— Ну где… Ты же живешь в лесу… А квартира будет самое большее через год.

У Багира перехватило дух.

— Это что ж, Музаффар придумал или… — он задыхался.

— Что ты! Что ты! Музаффар понятия не имеет! Дочкой клянусь!

Багир никак не мог отдышаться, все внутри стронулось с места, перемешалось, перевернулось… Он сам не понимал, что там бушует — отчаяние, гнев, обида?.. Он не знал, как назвать чувство, охватившее его сейчас, не подозревал, что такое бывает: «И это моя собственная дочь?!»

— А если я не согласен? — спросил Багир.

— Ну… Твоя воля… — Назлы вздохнула. — Семья распадается… Внучка твоя останется без отца.

— Вот как… Ну… Если ты… — Чуть не вскрикнув от боли, неожиданно ударившей под лопатку, Багир с трудом выдавливал слова. Еще одно слово. — Считай… нету… у тебя отца…

Он не стал подниматься на веранду. Подошел к шелковице и стал отвязывать жеребца.

* * *

Давно уже рассвело. Пити-Намаз уже успел побывать здесь со своими молодчиками. Багир и Нурджаббар, понурившись, стояли возле Дедушки-дуба; в кроне его снова желтела ветвь, уже другая.

Потом Нурджаббар сходил в сторожку за голубой тетрадкой, сел на пенек и, что-то бормоча себе под нос, начал писать.

Багир стоял возле сторожки и смотрел на Нурджаббара. Забава глядеть на него, когда пишет он свои сказки. То строчит быстро-быстро, то замрет с карандашом в руке, то, обратив лицо к небу, грозит кому-то пальцем, то раскачивается всем телом, то сунет в колени голову, то по лбу себя кулаком. Чего только не вытворяет человек!..

Багир подошел к Дедушке-дубу, прошелся рукой по его корявой, потрескавшейся коре. Жив старик. Бродят еще в нем соки, есть влага в теле его. Прав Нурджаббар: такой тыщу лет еще проживет, старейшина, аксакал леса.

Со всех сторон окружали богатыря его отпрыски, но какими жалкими, беспомощными казались они рядом с с ним!.. Словно боясь трудностей, прося об опеке, жались они к мощному стволу старика. Когда еще вырастут они и зеленые их ладони сверху смогут погладить лес? Не видать этого Багиру. Да что Багир — внучка и то не увидит. Ни внучки, ни ее внуков-правнуков не будет уже на свете, когда кто-нибудь из этих малышей станет таким, как Дедушка. Пусть… Но далекие их потомки будут жить, будут стоять здесь, на берегу Куры, лицом похожие на Багира, и с гордостью будут смотреть на своего Дедушку-дуба, — ему они не дадут пропасть.

На миг в тени дуба, с западной его стороны, Багир увидел две могилки. И опять подступила к сердцу тупая боль. Уже два дня не был он дома, уехал, обидевшись на дочь. Разговор с ней казался сейчас дурным сном, и не хотелось ни вспоминать, ни истолковывать его. Но сердце мучилось этой ссорой. «Как они там, вернулись в Баку или нет? Поняла ли Назлы, как обидела отца, раскаивается ли она?.. Ведь заживо похоронить надумала. Да не очень-то она виноватая, Пити-Намаз подбил. Начал ее соблазнять — обхаживать с хитренькой своей улыбочкой, вот девка и загорелась. Она такая, с детских лет доверчивая, в житейских делах не разбирается… Нет, Пити-Намаз! Не видать тебе моего дома как ушей своих. Вот вынесут со двора Багирово тело, тогда пусть, тогда точи зубы на этот дом…»