Зеленая овца пасется на зеленом лугу

Ночь тянулась долго, но серый тоскливый рассвет все же наступил. Что делать дальше? Идти некуда, Впереди болото, сзади непролазная чащоба. Это еще хорошо, нет дождя. Если начнется дождь, я не смогу зажечь костер. Ночью без костра я совершенно беззащитен. Найти человека в таком огромном лесу вряд ли. Нет, нужно просто лечь и лежать, просто лежать и будь что будет.

Небо потемнело, словно пронеслась огромная темная туча.

— Ты посмотри на этого воина, Громобой. В двух кедрах заблудился, и уже помирать собрался. Аха-ха.

— Малохольный какой-то!

Они еще долго и раскатисто смеялись надо мной, пока туча, похожая на птицу уносила их. Потом все стихло.

Я открыл глаза. Болото выплюнуло солнце, и оно быстро катилось по небосводу, удирая из гиблого места.

А мне не выбраться отсюда и бежать некуда. Маленький промежуток между тайгой и болотом — все, что у меня есть.

Не заметил, как наступила тишина, вдруг.

Все вокруг насторожилось и прислушивалось к чему-то. Ни звука.

В растущей тишине неумолимо тягостно раздался вой.

Волки.

Я заметался по кромке земли между лесом и болотом. От испуга я готов был прыгнуть в трясину. Лучше погибнуть там, чем меня раздерут хищники.

Здравый смысл! Он где-то еще теплился в глубине моего сознания. Надо залезть на дерево.

Я побежал в лес, продираясь сквозь завалы. Удалось найти сломанное пополам дерево. Ствол его скользкий, покрытый влажным мягким мхом. Неудержавшись, я покатился кубарем, прямиком в какую-то дыру.

В землянке горела печь. Труба выходила в отверстие на потолке. Был еще источник света — керосиновая лампа,"керосинка", я видел такие в музее старого быта. Возле стола сидели маленькие люди и курили трубки. Я заметил на ногах что-то мохнатое.

— Здравствуйте. Вы хоббиты?

Один из них еле взглянул на меня, другой продолжал невозмутимо курить свою трубку, будто к ним каждый день вваливаются, пукающие от страха, пацаны.

Наконец, старичок вынул трубку изо рта и, глядя в пол произнес:

— Торова, паря. Может и хоббиты, нас по-разному называют, кто-то селькупами. Сами себя мы зовем остяками.

Как я сразу не догадался! Это те маленькие люди, которые живут в лесу.

— А я, я заблудился — От волнения сбивчиво хотел выпалить всю свою историю. Но старик прервал меня.

— Мы знаем.

Так вот чей взгляд я чувствовал всю ночь. Вот, кто бесшумно ходил рядом.

— Садись, чай попей. Чай перча.

Мужчина помоложе встал, снял с печки алюминевый закопченный чайник и разлил по кружкам кипяток. Он подставил табуретку к столу, приглашая меня сесть.

— Но там волки, они идут сюда! — закричал я.

— Кричишь, как в лесу. Мы не глухие пока. Варги далеко, за Полоем. Сюда не придут.

— Варги? Вы сказали "варги". Но в книге про хоббитов волков тоже так называют.

— Не знаю, книжки читал, когда молодой был, сейчас не читаю. Медведь по нашему карга, даже село такое есть Каргасок, Медвежий мыс. Волки — варга. Варг кара — черный волк. Да ты сядь, не прыгай. Попей, поешь, да и расскажи нам, что там в книжке написано, про хоббитов этих.

Старик даже улыбнулся слегка, или мне показалось.

Я сел за стол. Мне дали ржаной хлеб, немного черствый, но хлеб! Какую-то вяленую рыбу. Еще на столе лежали пряники и конфеты, в жестяной кружке дымился чай.

Только сейчас почувствовал, насколько я голоден. Никогда еще не ел и не пил ничего вкуснее этого черствого хлеба и обжигающего чая.

Самое главное — чувство безопасности. Эти маленькие добрые люди мне обязательно помогут.

Разомлев от чая и тепла старой печки, я стал рассказывать о хоббитах Толкина.

Остяки слушали внимательно, покуривая трубки и пуская колечки. Иногда они переглядывались и одобрительно кряхтели.

— Не так страшен дракон, как золото, которое он охраняет. — Произнес старик.

Это о войне, которая развязалась между теми, кому досталось золото страшного дракона из первой книги.

"Смотреть будут сумеречно, исподлобья. Говорить неохотно — делать одолжение. Не обращай внимания. Это добрые, справедливые люди. Только осторожные."

Я засыпал, прямо на стуле. Старик что-то говорил, окутывая меня дымом. Слова и странные картинки выплывали в моем спутанном сознании и снова исчезали, как всполохи на ночном небе.

Я снова брел по сырому темному лесу. С голых ветвей сползала паутина. Через несколько минут я был весь в этой липкой серой гадости. Надо развести костер.

Я нагнулся за черной сучковатой веткой. Рядом что-то заскрипело, застонало и приподнялось. Я услышал резкий ржавый голос:

— Не замай! Положь на место. Это сестра моя. Лахудра Первая.

— Вот эта коряга Ваша сестра?

— Ох, сейчас я тебе покажу корягу!

Мрачное существо двинулось на меня, но затрещало так, что само испугалось, от этого голос стал мягче, ласковей:

— Стара стала, что делать, рассыплюсь ишо. Почитай две с половиной тыщи лет. Сестра — то постарше меня была. Лешихи мы таежные. Небось и не слыхал про таких. А было время нас все в лесу боялись. Сестра озорная была, ух! Ей не попадайся. Какой добрый молодец в тайгу зайдет — не выйдет. Закружит, завертит, заплутает в чащу темную заведет, в лес дремучий, а потом как над ухом захохочет! Хохочет, пока тот со страху в штаны не напрудит.