Зеленая революция

И тем не менее тревога за будущее не мешает привилегированной части человечества вовсю наслаждаться жизнью на верхней палубе «Титаника». Это касается не только богатых и красивых. Стоит в солнечный день прогуляться по центру какой-нибудь европейской метрополии, и вы увидите, как глобальный средний класс радуется жизни. Мысль о том, что люди уже не в силах получать удовольствие от настоящего, отдает элитарной мизантропией. Несмотря на все жалобы по поводу «террора ускорения», у нас стало больше времени и возможностей наслаждаться жизнью, чем у наших отцов и дедов. Рабочее время сокращается, продолжительность жизни, отпуска, уровень образования, покупательная способность растут. Против этого и ополчается консервативная культур-критика, критика самозабвенного гедонизма, пропагандирующая культ настоящего, бегство в потребление, утверждающая, что «настоящей» жизнью тут и не пахнет. То нам говорят, что человек ударился в потребление, компенсируя утрату религии, затем — что из страха смерти и дабы избежать внутренней пустоты. Так или иначе мнимым жертвам террора успеха и потребления непременно грозят пальцем, требуя вернуться к подлинной, правильной жизни. То человек упускает настоящее, снедаемый тревогой о будущем, то не думает о грядущих кризисах, беспечно увлекаемый сиюминутными потребностями. Куда ни кинь, всюду клин.

«Опомнитесь!» Новые кающиеся

Призыв к «благосостоянию без роста» вызывает в воображении образ постаревшего жизнелюба, который по прошествии бурной поры открывает для себя добродетель «меры и середины». До середины XX в. Европа лидировала в промышленной революции. Половина континента, занимающая весьма незначительную территорию, всасывала в себя ресурсы со всего мира как горючее для небывалого роста экономики и благосостояния. Сегодня демографическая кривая пошла вниз, экономическая динамика ослабевает, темпы роста снижаются. Усиливается ощущение, что лучшая пора Европы позади и она уже не соперница активным и голодным нациям. Харальд Вельцер, один из тех, кто ратует за отказ от роста, прекрасно сформулировал эту мысль: «Будущее Запада в прошлом. Нужно уметь уступать»[102]. Мечты об обществе за пределами роста — это стенания образованного среднего слоя, у которого есть все, что душе угодно (кроме очередного айфона). Огромная часть человечества мечтает совсем о другом — о социальном росте и повышении уровня жизни.

Именно демократия сделала стиль жизни богатых и сильных, который прежде был доступен лишь привилегированному меньшинству, обязательным для всех. Навязать аскетический образ жизни, подразумевающий серьезные ограничения в сфере свободы передвижения, потребления, моды, технических коммуникаций и т. д., вероятно, могла бы только авторитарная диктатура, ограничивающая потребности. Современное индустриальное общество — это воплощение в жизнь прометеева принципа, стимулировавшего развитие человеческого общества: изобретательский гений, жажда открытий и знаний, но одновременно и беспокойство, которое не желает «временить» прекрасное мгновение, а всегда ищет нового. Никогда не было недостатка и в противоборствующих культурных течениях, провозглашавших скудость, самоограничение и созерцание в единении с природой. Но в конечном счете они порождали лишь более рафинированную и диверсифицированную культуру жизни.

Проект «Цивилизация» еще не закрыт. Нам нужен не переход от динамики человеческой эволюции к состоянию статического равновесия, а новый курс осознанной коэволюции с природой. Для него характерна тенденция к дематериализации потребностей, правда, на высоком материальном уровне. Богатые индустриальные страны уже не склонны к простому накопительству все новых вещей, т. е. к чисто количественному наращиванию потребления. Эта тенденция все больше уступает место удовлетворению потребностей, связанных с самореализацией, утонченностью, чувством прекрасного, коммуникациями, познанием себя и мира. На определенной ступени благосостояния важнее становится уже не просто «больше», а «лучше». Однако было бы самообманом отождествлять этот процесс с отказом от парадигмы роста. Качественный рост тоже в огромной степени связан с производительностью и добавленной стоимостью.